Пролог
Пустошь, тянущаяся до самого горизонта, кажется бесконечной. Лишь кое-где прорывают выцветшую землю чахлые кустики травы, да одинокие шпили скал вдалеке втыкаются в небо. Столь призрачные, что и сказать нельзя с уверенностью: настоящие они или же части искусного миража.
Воздух — сухой, как и земля под ногами, — застывает лишь на пару мгновений, чтобы уже в следующее — вновь взвиться обжигающим потоком. Ветер петляет промеж воинов, что безмолвно, с опаской пересекают границу: невидимую, но отчётливо ощутимую для каждого обитателя здешних мест. Самодельные доспехи, словно составленные из разномастной утвари, скрежещут в такт их мерному шагу.
Дикари.
Страж, ещё незамеченный никем, морщится своим мыслям. Со скалистого уступа вся равнина как на ладони. Чужой запах заставляет фыркнуть и задержать дыхание; принёсший его ветер путается в волосах, переплетает меж собой длинные белые пряди. Руки стража дёргаются к мечам на поясе, но, уже скользнув по шершавой коже, останавливаются и привычно — неторопливо — собирают надоевшие до безумия волосы в тугой хвост.
Даже собственное тело не принадлежит ему.
Медленные, слишком медленные передвижения дикарей больше раздражают, чем нагоняют страх. Предвкушение битвы тоже постепенно сходит на нет. Это всего лишь его работа. Рутина. Скорее покончить с этим.
Чёрное перо опадает на землю секундой позже, чем касаются её подошвы сапог. Почти бесшумно, только мелкие камни тихонько хрустят под ногами. И хотя враги замечают его — слишком поздно — последние из них уже переступили границу. Приказы Короля не обсуждаются. Уничтожить.
Трещины заполняются влагой, сухая земля благодарно принимает в себя жидкость. Красные разводы почти не заметны на ржавой почве. Блеск стали смазывается. Разом будто бы включают звуки и запахи, что мешаются между собой, превращаясь в единое пёстрое марево, воспринимаемое скорее по наитию, чем органами чувств. Хочется одного — закрыть глаза, в тщетной попытке унять безумную пляску, но он прекрасно знает — это лишь всё усугубит.
По плечу соскальзывает рассечённый шнурок, красно-белое полотно растекается по спине. Заминка на доли секунды, и первое ранение. Ярость затапливает сознание. Струится сквозь тело, будто бы прожигая себе путь наружу. Окружающий воздух сгущается. Существа, стоящие ближе всего, мгновенно вспыхивают, оставляя после себя горстку пепла, что тут же подхватывается потоками воздуха. Остро пахнет гарью. Смерть проносится дальше, выжигая пространство, отбрасывая в сторону обугленные тела.
Вновь тишина. Неестественная, мучительная, только собственное хриплое дыхание доносится, будто бы из-под толщи воды. Медленно оседает пепел. Страж устало прикрывает глаза и, запрокинув голову, подставляет лицо ветру.
Вдох. Выдох. Вдох.
Воздух вырывается из лёгких рваными толчками, а сердце колотится, как после быстрого бега. Опять эти сны…
Глава 1. Осколки
Мари вновь встретила рассвет, сидя на своей кровати. В руках приятно шуршали разномастные листы с какими-то набросками и обрывками записей. Обычно это странным образом успокаивало её, но сегодняшний кошмар был столь ярким и… каким-то слишком настоящим, чтобы уйти с первыми лучами солнца. На душе царила непонятная пустота. Мари привычно потянулась за чистым листком.
В пальцах лишь простой карандаш и огрызок ластика: всё, что выделили ей работники больницы. Она даже не пересела за узкий столик — только подложила заботливо под бумагу одну из своих немногочисленных книг, принесённых добродушными медсёстрами. Скалистый выступ, выжженная земля. Мари замерла вдруг на пару секунд, будто бы в нерешительности. Штрихи неуверенно сложились в безликую фигуру, лишь длинные пряди волос переплетались на ветру. Детали ускользали, как вода сквозь пальцы.
— Уже не спишь? — раздался вдруг звонкий голосок прямо над ухом, но Мари даже не пошевелилась — она давно привыкла к подобным появлениям своей единственной подруги в этих белых стенах.
— Привет, Лиэ, — она против воли улыбнулась, отчего-то пряча набросок в куче ему подобных.
На плечо ступили крохотные ножки, настолько невесомые, что Мари и не почувствовала их, если бы специально этого не ждала. Фея, ростом всего с десяток сантиметров, с интересом подалась вперёд, держась за белые пряди, как за лиану. Одно мгновение, и Лиэ, взмахнув розоватыми крыльями, оказалась над листами, что были сложены в некое подобие стопки.
— И зачем ты это хранишь? — фыркнула она, выудив откуда-то из мешанины рисунков всего один: старый и почти позабытый портрет.