Кейдж ожидал, что Бобби уволится, вернется обратно в Корнелл, но тот решил поступить иначе. Возможно, так он надеялся отомстить — каждый день приходя на работу и выпивая кофе с человеком, который его предал. Только Тони отказался мучиться угрызениям совести, стал избегать бывшего учителя, а потом похоронил на малом проекте без особых шансов на успех.
Препарату дали название «Полет», и корпорация развернула бешеную рекламную кампанию, намереваясь выбить из рынка все. Агенты из пиар-отдела превратили Кейджа в знаменитость еще до того, как он понял, что происходит. Журналисты не оставляли его в покое. На новостных порталах появилась облагороженная биография: блестящий молодой исследователь, дерзкий прорыв, первый шаг к невероятному путешествию вглубь психики, — поначалу Кейджа все это даже удивляло.
Когда он добирался до лаборатории, то все время проводил изобретая механизмы для запуска психотропного эффекта «полета». Одним из самых популярных стал световой столик, считывающий параметры энцефалограммы клиента и преобразовывающий их в компьютерные оптические эффекты высокого разрешения. На таких устройствах «Вестерн Эмьюзмент» заработала примерно столько же, сколько на самом «полете». Лаборатория Кейджа превратилась в машину, добывающую миллионы. Чтобы корпоративные охотники за головами не переманили его на чужую сторону, руководство дало Тони долю с прибыли. Вскоре он стал одним из самых богатых молодых людей в мире.
Процедура приема рекреационных наркотиков складывалась из трех компонентов: самого препарата, умственного состояния потребителя и окружающей среды, в которой проводился прием. Ее Кейдж любил называть «обрамлением». С годами он все меньше времени проводил непосредственно за разработкой химикатов. Аспиранты, приходившие прямо из университета, были более квалифицированными исследователями, чем он, а Тони все больше интересовался концептуальным дизайном. Особенно он любил выдумывать новые «обрамления»: шлем сенсорной депривации, альфа-стробоскоп… Пиарщики выжали максимум из его новых увлечений. Он больше не был психофармакологом, но стал с всеобщего благословения первым на планете наркохудожником.
Тем не менее настоящая причина, по которой Кейджу пришлось завязать с разработкой новых препаратов, не имела ничего общего с творческим призванием. Он был типичным наркоманом и просто любил кайфовать. За годы излишеств некоторые по-настоящему жуткие психотропы запустили когти в синапсы Тони, и, хотя он сумел очиститься, руководство все равно нервничало. Они превратили Кейджа в корпоративный символ и не могли допустить провала.
Он не особо удивился, когда увидел, что его склонность к наркотикам передалась Уинн. Та принимала вещества уже в девять лет. В одиннадцать он позволил ей попробовать несколько психотропов из основной группы. Впрочем, едва ли могло быть иначе, коли Уинн стала частью его жизни. По работе ему полагался личный бар, ассортименту которого позавидовал бы любой наркоклуб. А в лаборатории разрабатывали жевательную резинку с каннабинолом для самых маленьких. Несмотря на проповеди Лиги воздержания, не Кейдж создал наркокультуру, а она — его. Дети по всему миру кайфовали, достигая новых высот прихода. И все равно страсть Уинн к наркотикам очень его беспокоила.
Кейдж старался следить за тем, чтобы она не пристрастилась к одному препарату и постоянно менял их. К примеру, как только начиналось привыкание к галлюциногенам, он давал всей семье отпуск и переводил Уинн на опиаты. Она не была под кайфом постоянно. Могла уйти в загул на несколько часов или дней, а потом сидеть в завязке неделями. Но Кейдж все равно беспокоился. Иногда она срывалась и принимала невероятно большие дозы.
Однажды летом, за год до встречи с Тодом, они вылетели из Штатов в аэропорт Да Винчи и зарегистрировалась в «Хилтоне». Хотя рейс был суборбитальный, биологические часы с трудом привыкали к смене поясов. Тони на следующий день назначил деловую встречу в Риме, а потому ему срочно надо было войти в ритм. Уинн позвонила в службу горничных и заказала два клубничных шейка с пласидексом. Кейдж лежал на кровати, от действия препарата ему казалось, что он растворяется в матрасе. Девушка сидела в кресле с подогревом и равнодушно перещелкивала каналы телесети. Наконец она все выключила и внезапно спросила Тони, не считает ли он, что принимает слишком много наркотиков.
Кейдж почти задремал, но неожиданно насторожился — настолько, насколько вообще возможно насторожиться под пласидексом.