Надо как-то сказать ей про розы, не привлекая к себе внимания. Может, она завтра сама их заберет в магазине? И поедет с ними на работу.
— Мартин, ты меня слышишь?
Надо что-то ответить или кивнуть, но Мартин молча смотрит жене в глаза. Она назвала его по имени. Плохо.
— Ну ладно, — вздохнула Памела.
Мартин вышел в прихожую, включил свет и снял с крючка поводок.
Он сегодня весь день странно вздрагивает.
Как будто внутри у него кто-то ворочается.
Может, он заболевает. Или просто устал.
Вчера Бродяге понадобилось выйти посреди ночи. Когда они вернулись, Мартин дрожал всем телом, пришлось принять тридцать миллилитров валиума. Сейчас Мартин не помнил, что произошло, но мальчики пришли в ярость и заставили его остаток ночи просидеть на полу.
Раньше такого не было.
Мартин звякнул поводком и вошел в гостиную. Бродяга его не услышал — спал себе в кресле, как всегда. Мартин опустился на колени, осторожно разбудил его и прошептал:
— Ну что, пошли?
Пес поднялся, зевнул, встряхнулся и последовал за Мартином в прихожую.
На самом деле пса звали Бро, но он постарел, сделался вялым, и они прозвали его Бродягой.
У черного лабрадора так болели суставы, что он больше не мог подниматься по лестницам. Пес почти все время дремал, не особенно приятно пахнул, стал глуховат и подслеповат, но все еще любил долгие прогулки.
В ванной Памела примерила серьги и снова сняла их. Вернулась в спальню и поставила шкатулку на ночной столик. Уселась в кровати, выпила водки, открыла книжку, закрыла и позвонила Деннису.
— С днем рождения, — сказал Деннис.
— Ты что, спал? — спросила она и отпила водки.
— Да нет, работаю сижу. Мне завтра в Йёнчёпинг.
— Спасибо за подарок, — сказала Памела. — Невероятно красивые! Но это все-таки перебор, сам понимаешь. Да?
— Ну, когда я их увидел, то подумал — может, ты станешь их носить. Потому что они похожи на слезы.
— Я их уже примерила. Потрясающие. — Памела отпила еще водки и поставила рюмку на столик.
— Как Мартин?
— Неплохо. С собакой гуляет, ему это на пользу.
— А ты-то как? Сама?
— Я справлюсь.
— Ты всегда так говоришь.
— Потому что это правда. Я сильная, я всегда со всем справлялась.
— Но не обязательно же…
— Хватит.
Она услышала, как Деннис устало вздохнул, выключил компьютер и отставил его в сторону.
— Ты не меняешься.
— Извини…
Деннис всегда говорил «ты не меняешься». Чаще — с восхищением, но иногда эти слова звучали как критика.
Памеле вспомнился день, когда Алисе исполнилось шестнадцать. Вечером Мартин приготовил пасту с креветками и пармезаном, и Деннис со своей девушкой остались ужинать.
Деннис подарил Алисе бусы, купленные на базаре в Дамаске, и сказал, что она — вылитая мама, когда Деннис познакомился с ней в гимназии.
— Она была такая классная! Девчонки красивее я еще не видел.
— Но потом было много макарон и кесарево сечение. — Памела похлопала себя по животу.
— Ты не изменилась.
— Ладно, ладно, — рассмеялась она.
Памеле вспомнилось, как они говорили о детях, как она рассказывала, что не боится ничего, кроме новой беременности. Шестнадцать лет назад роды чуть не закончились смертью и для нее, и для Алисы.
В последовавшей за этими словами короткой тишине все взгляды обратились на Мартина. Памела помнила: Мартин никогда не скрывал, что Алиса — единственный ребенок, о котором он мечтал.
— Ты что-то замолчала, — сказал Деннис.
— Извини. Я вспомнила день, когда Алисе исполнилось шестнадцать, — ответила Памела.
17
Поздним вечером в среду в Эстермальме было тихо и пусто, хотя тепло еще разливалось в воздухе. Мартин с Бродягой шли по широкой аллее между двумя проезжими полосами Карлавеген.
Слышно было только, как хрустят камешки под ногами.
Между старинными фонарями густела темнота.
Мартин с псом гуляли уже полтора часа: Мартин разрешал Бродяге обнюхать все, чего душа пожелает, и не торопясь задрать лапу на все важные для пса объекты.
Мальчики обычно не удосуживались следить за ним, когда он выгуливал собаку. Они предпочитали дождаться Мартина дома, потому что знали: он вернется.
Обычно они прятались в гардеробной — так они могли подсматривать через щели в реечных дверях. Под потолком, далеко за одеждой, располагалось старое вентиляционное отверстие. Маленький жестяной люк, положение которого можно было регулировать шнуром.