— Что произошло? — еле слышно спросила Памела.
— Мы дали ему снотворное, но он вне опасности.
Мартин лежал в больничной кровати, изо рта у него торчала пластиковая трубочка. Глаза закрыты. Врачи подключили мужа к множеству аппаратов, которые измеряли сердечную деятельность, пульс, уровень углекислого газа и кислорода в крови.
— Но…
У Памелы перехватило дыхание, и она оперлась о стену.
— Он провалился под лед. Когда его обнаружили, он уже сильно пострадал от переохлаждения.
— Алиса, — пробормотала Памела.
— Какая Алиса? — улыбнулась медсестра.
— Моя дочь. Где моя дочь, где Алиса?
Памела сама услышала, какой взволнованный у нее голос, она себя не контролировала. Медсестра побледнела.
— Нам ничего не известно о…
— Они были на озере вместе, — закричала Памела. — Алиса была с ним, вы же не потеряли ее там? Она совсем девочка, вы… вы не могли ее там оставить!
Пять лет спустя
7
Говорят, когда одна дверь закрывается, Бог открывает перед тобой другую. Или хотя бы окно. Но иные двери остаются закрытыми, и высказывание звучит не утешительно, а издевательски.
Памела сунула в рот мятную конфету, раскусила.
Лифт с шумом поднимался в психиатрический стационар больницы Святого Йорана.
Напротив Памелы и у нее за спиной были зеркала, и ее лицо в бесконечном коридоре умножалось.
Перед похоронами она обрила голову, но теперь каштановые локоны снова спускались на плечи.
На первый день рождения Алисы после того, как ее не стало, Памела сделала под левым глазом татуировку: две точки. Там, где у дочери были родинки.
Деннис отправил ее в Центр кризисов и травм, и она мало-помалу научилась жить с утратой.
Она даже антидепрессантов теперь не принимает.
Лифт остановился, двери разъехались. Памела прошла по пустому вестибюлю, отметилась в регистратуре, оставила телефон.
— Вот и переезд, — улыбнулась женщина.
— Наконец-то.
Женщина убрала телефон в «карман», выдала Памеле жетон с номером, сунула карту в карт-ридер и открыла дверь.
Памела сказала «спасибо» и пошла по длинному коридору.
На полу, рядом с тележкой уборщицы, валялась окровавленная латексная перчатка.
Войдя в комнату дневного пребывания, Памела поздоровалась с санитаром и, как обычно, села на диван, ждать. Иногда Мартину требовалось много времени, чтобы приготовиться.
Молодой человек, сидящий за шахматной доской, тревожно бормотал что-то себе под нос и едва заметно поправлял фигуры на доске.
Старуха, открыв рот, смотрела телевизор; женщина — по виду ее дочь — заговаривала с ней, но ответа не получала.
Было утро; на полу лежали блики яркого света.
Охранник взял телефонную трубку, что-то тихо ответил и вышел из комнаты.
За стеной раздавались гневные крики.
Пожилой мужчина в выцветших джинсах и черной футболке вошел в комнату, осмотрелся и сел в кресло напротив Памелы.
Мужчине было лет шестьдесят; худое лицо изрезано морщинами, глаза ярко-зеленые, а седые волосы собраны в хвост.
— Красивая блузка, — заметил он и подался к ней.
— Спасибо, — коротко ответила Памела и запахнула жакет.
— Сквозь ткань видно соски, — вполголоса пояснил мужчина. — Я вот это говорю — а они твердеют, я-то знаю… У меня в голове столько токсичной сексуальности…
Памеле стало так противно, что стукнуло сердце. Надо выждать пару секунд и вернуться к регистратуре, не выказывая страха.
Старуха, смотревшая телевизор, рассмеялась; молодой человек пальцем сбил черного короля.
Сквозь стены было слышно, как на кухне что-то гремит.
В вентиляционной решетке под потолком подрагивали клочья пыли.
Сидевший перед Памелой мужчина поправил джинсы в промежности и приглашающим жестом протянул ей руки. От локтей до самых запястий тянулись глубокие шрамы.
— Могу войти в тебя сзади, — ласково сказал он. — У меня два члена… Я секс-машина, честное слово, ты будешь кричать и плакать…
Мужчина резко замолчал, а потом с широкой улыбкой сказал, указывая на дверь в коридор:
— На колени! Вот он, сверхчеловек, патриарх…
Он хлопнул в ладоши и взволнованно рассмеялся: санитар ввез в комнату здоровяка в инвалидной коляске.
— Пророк, вестник, мастер…
Человека в инвалидном кресле, похоже, совершенно не занимали язвительные слова; он коротко сказал «спасибо», когда его подкатили к шахматной доске, и поправил висевший на груди серебряный крест.
Санитар отошел от кресла и, натянуто улыбаясь, приблизился к павшему на колени мужчине.