Роковая экспозиция
Элен Ков
ЗЕРКАЛЬНЫЙ ЛАБИРИНТ
фэнтези
В лабиринте туманных истин,
На погосте легенд и снов
Маяком зажигает мистик
Грандиозный обман – любовь…
Роковая экспозиция
БЕРЛИН, осень 2007 года
выставка скифских сокровищ
Уши Макса резанула противная сирена, когда погас свет в музейном комплексе дома Мартина Гропиуса в Берлине. «Только ограбления и не хватало…» — мелькнуло у высокого, вполне устроенного по жизни немца.
Денек выдался еще тот! На модную выставку золота скифов он попал случайно. В переговорах с японскими партнерами образовалась накладка. Руководство распорядилось ждать. Тогда и предложил жене осмотреть экспозицию. Сам нарвался на трепку нервов: успеет ли она приехать, достаточно быстро глянуть или не стоит и заходить.
Красивая украиночка залечила раны в душе после страстей развода двухлетней давности. Милая славянская внешность сочеталась в ней с уживчивым характером и безалаберностью. Пунктуальность точно не про Олю. Мягко пытался перевоспитать, безуспешно, но это пока не имело значения.
Опоздала минут на десять и с ходу залепетала на смеси немецкого, английского и русского об опасениях тещи, зловещих семейных преданиях:
— Двоюродный дедушка выделял археологам технику металлургического комбината, — объясняла она по пути в зал. — Одним из первых увидел пектораль.
Макс представил, как удивятся коллеги.
— Мама на выставке скифского золота в Киеве начала рожать преждевременно прямо в зале, — озерки серо-зеленых глаз улыбались, — едва довезли до роддома.
Глупость сказанного очевидна. Нужно вести себя осторожно в таком состоянии, предвидеть последствия. Но Макс не стал указывать: медовый год ещё не кончился.
Они зашли в зал, где оригинальная подсветка и стеклянная пирамида в двухэтажном пролете создавали волшебный мир. У витрины с пекторалью Оля побледнела и пошатнулась. Пока вёл к окну, вспыхнула надежда, неужели первый признак беременности. Но, похоже, всё же отравилась. При виде останков из курганов её хватил озноб, срочно побежала в туалет.
Не успела вернуться, и пошла суматоха: сирена, потух свет. Музейщики проверяли экспонаты, посетителей выводили из зала, а Макс упорно объяснял администратору:
— Там моя жена, она русская, могла заблудиться. — Уже не знал, что и думать.
Работник сочувственно кивал головой, потом отправились искать.
Незакрытая дверь технического помещения звала заглянуть. Рассеянный свет фонаря вырвал из темноты открытый электрический щиток, оторванный рубильник и тело его красавицы на полу.
— В помещении № 8 обнаружена женщина без сознания, повреждена коробка выключателей! — Зажужжало над ухом. — Срочно скорую, похоже на электрический удар. Да, и аварийную бригаду!
— Боже, Оли! — опустился Макс, не решаясь дотронуться до разметавшихся вокруг головы светло-русых прядей.
Не реагировала, хотелось верить, что Оля жива…
У истоков Херсонеса
Бухта Гераклейского полуострова в Крыму,
519 год до нашей эры
Море искрилось под ласковым солнцем. Триера[1] и суда с грузом качались на волнах. Половина жителей высыпала на недостроенную пристань провожать корабли. Рядом на торжище шла распродажа остатков. Все, что не поместилось на палубы, уходило за полцены: от строительного леса, рабов, отбракованных быков и тканей до керамики.
На пригорке двоюродные братья, фактические хозяева новой колонии греков, зорко следили за происходящим. Царская кровь читалась в горделивой осанке, безукоризненно белой тоге. Десять лет назад они приплыли в удобную бухту на краю света. Их не сломили годы бегства и скромные возможности. Выходцы солнечной Эгины[2] корнями врастали в северный берег.
Айрис стояла за спиной отца, даже проводы друга детства в далекий путь не могли омрачить безмятежной радости в душе. Ласковая лагуна, зеленые горы, шумное торжище — все такое родное и любимое.
Она разительно отличалась от гречанок внешностью, характером, повадками. Одного роста с отцом, дядей Гиллом и его сыном Клеодемом, светлой кожей, русыми волосами выделялась из окружающей среды, словно камешек на колечке. Озорные глаза серо-зеленого цвета и бесстрашное поведение захватывали, как аркан. Рядом мялся товарищ по играм, точная копия взрослой родни в юности.
Обрывки разговора старших доносились, не задерживаясь в сознании.
— В городе полно степняков, — шипел главный охранник Гилл, беспокойно посматривая в сторону скифов[3]. — Так и рыщут!
— Ты о легендарном герое? — Кривоватая улыбочка ощущалась даже по тону. — Саур привез вяленое мясо, меха, пшеницу, которыми загружены суда. — Отец подчеркнуто радушно замахал знатному скифскому вождю правой рукой, обращенной ладонью к гостю. — Придется потерпеть…