***
Из кровавой трясины беспамятства Деянира выплывала с трудом. В какой-то миг вспышка боли и уставшие глаза старой жрицы, вливавшей в неё горький отвар, но дышать после этого стало легче.
Словно шла сквозь огонь по краю обрыва на зов привычной молитвы, грозя в любой момент сорваться. Привкусом полыни пропиталась до кончиков пальцев, и жар отступил, она открыла глаза.
В полутемной пещере слышался тихий разговор у маленького костра на входе, она лежала на ароматном сене и чуть повернула голову к свету. На шорох примчалась жрица с новой порцией отвратной горечи. Увидев, что Деянира в сознании, та быстро приложила палец к губам, призывая молчать.
Но притвориться бессознательной не успела, глаза Ситалка за спиной старушки просияли радостью. Не была уверена, что способна хоть что-то произнести, но от его взгляда мир поплыл. Намеренно опустила веки и застонала. Жрица пощупала лоб, похлопотала вокруг ложа и видимо повела одрусска на выход.
— Совсем ещё слабенькая, тронешь, и сорвётся, — тихо убеждала целительница, но хозяин зелёной долины ту не послушал.
Медленно и осторожно обеих переправили в крепость. Видимо не сомневался: едва встанет на ноги, тут же сбегут.
— Хочешь запереть в клетку ветер? — Насмешливо поддела тогда жрица.
— Твоё дело лечить, а потом, как и обещал, можешь быть свободна, — не слушал возражений Ситалк, — а к ней у меня другой разговор.
Деянире действительно стало хуже, но потом она быстро пошла на поправку. Одрусск и его сестра смотрели за ней как за ребенком.
Взаимное притяжение росло и крепло. Да и как могло быть иначе? Радость случайных касаний и хмель первого поцелуя привели к неизбежному. Ситалк предложил стать его женой. Не знал, о чём просит.
Деянира с улыбкой объясняла, что поживет у него, но навсегда не останется. За свободу может заплатить. Никто не знал, но в её кожаной жилетке зашито до трети выкупа золотом за Иллисию.
Походило на игру, каждый раз сладкая торговля заканчивалась любовным угаром. Головы сносило.
— Роди мне сына, — шептал он, изнемогая от страсти.
Тая от любовного дурмана, настаивала на своём:
— И после этого свобода…
— Ну, в чём я могу тебе отказать, горлица моя?
Мир кружился в ласковом танце, правда, каждый в нём видел своё.
— Мой сын должен наследовать все права, — настаивал Ситалк на соблюдении традиционного брака.
Для Деяниры оставить мальчика отцу вообще нормально и в принципе она не хотела малышу ничего плохого. Если для этого нужно немножко притвориться, да, пожалуйста. Стойко перенесла все церемонии и знакомство с его специфической роднёй. Родит, выкормит сына, и ничто её здесь больше не удержит.
Время безбрежного счастья летело мгновением — первой появилась совместная дочь. Восторг обоих не знал границ. Деянира врала самой себе: гармония отношений опутывала невидимыми цепями, уехать будет непросто. Но пока их договор ещё не выполнен. Жизнь среди одруссов порой доставала до печёнок.
«Не перечь мужу, он всему голова!» — взбесит любого. А если мальчика вообще не будет? Думать об этом пока не хотелось. Их связывало искреннее чувство, и жизнь улыбалась настолько, что временами становилось страшно. Падать с такой высоты — разбиться…
Деянира не до конца сознавала, что рискованный побег домой завершился. Не могла признаться честно, а стоило ли оно того. Вокруг родные лица, чего ещё желать, а вот чего-то не хватает.
Вместе с Айрис и Салмой выскочили из парилки, по деревянному настилу помчались к проруби, плюхнулись в воду, отфыркиваясь и повизгивая от удовольствия, метнулись обратно.
Кожа от контрастных процедур покалывала, будто звездочками, душа просила полета. Возможно, только ради этого стоило приехать домой! Кима разлила по чашам бузат, высыпала несколько ленточек вяленого мяса. Рассказ потёк дальше:
— Когда родился сын, Ситалк назвал его Терес, в честь своего прадеда. Я кормила мальчика до года, пришло время расставить все по местам.