— Да, — ответил он тихо, — её мать — царица Томирис.
Гилл даже присвистнул от неожиданности:
— Та, что разбила Кира?
— Да. Это она выходила меня в пещере. Я напомнил ей сына, — долго сдерживаемые воспоминания прорвались. — Все произошло внезапно. Мозг туманил бузат[4], мази и настойки отдавали колдовством. Магический знак на стене пещеры… — Филон запнулся.
Картинка осталась в сознании навечно: оголенные плечи под волосами пшеничного цвета. Холеная рука стирает копоть за каменным ложем, где они лежали, утомленные страстью и в светлом ореоле проявляется крест, нарисованный охрой.
— Они долго искали эту пещеру. Отряд хотел принести меня в жертву. Попал в тайну, о которой ничего не знаю до сих пор. Ночью она дала мне коня и вывела за пределы стоянки, потом приехала Салма…
Луна презрительно насмехалась над людскими пороками. Амазонка за колонной схватилась за акинак. Трепать такое в обыденной пьянке.
— А как жена отнеслась к мегере? — пытался отвлечь Гилл от тяжелых воспоминаний.
За другой колонной Теленика едва не упала, теряя сознание.
Брак изначально заключался без романтики. Друзья укоряли Филона, что согласился на первую предложенную кандидатуру, а мог выбрать и моложе, и красивее.
— Зачем мне свиристелка? — отрезал тогда Филон.
Девушка оказалась сиротой. Замужество стало для неё подарком судьбы. Филон видел, как она хочет угодить.
Упорно приводила всё вокруг в порядок согласно традициям, и это несло комфорт. При всём пожаре чувств отказаться от заведенного уклада становилось с каждым днем сложнее. Да и не жена ему Салма.
Филон не представлял бурю страстей в тиши сонного дворика.
— С женой, похоже, повезло. — Ухмылка ставила смысл под сомнение, но Теленика не видела и приняла за чистую монету. — Хватает здравого смысла переждать бурю.
Слова бальзамом легли на душу бесшумной тени, мелькнувшей в покои.
— А если они вернутся и Салма останется с тобой навсегда? — гудел пьяный Гилл.
Гамма чувств от отчаяния и неверия до скрытой в глубинах души надежды накрыла Филона. Он молчал, но зачем врать себе — нет преграды, если такое станет возможно…
[1] Керкенитида — греческий полис в Крыму.
[2] Гераклея Понтийская — греческий полис на южном побережье Понта (Черное море).
[3] Фермодонт — легендарная река амазонок, на которой стояла их столица.
[4] Бузат — хмельной напиток из прокисшего кобыльего молока.
***
Ревность впервые резанула душу Салмы при словах о браке Филона. Как это женился? Посмотрела ему в глаза, едва подошёл, и поняла: «Никакая греческая жена не встанет на её пути».
Уже за занавеской страстно хрипел:
— Как ты могла уехать так надолго, — и ласково покусывал её ушко, — даже не обещала вернуться?
Салма, молча, терлась носом о его шею. Какие могут быть претензии? Клятвы верности или брачные обеты она не давала. Это невозможно в принципе.
К чему споры в такой сладкий момент, даже рождение совместной дочери осталось тайной. Бурная разрядка укачивала негой. Конечно, страсть не решит их проблем, невозможно соединить антиподы.
А поздно ночью ей донесли про пьяный трёп с Гиллом. Ни в какие ворота не лезло, но её прислали не за этим. До рассвета амазонки, прихватив Айрис, покинули дом Филона.
Ветер свободы и приключений летел за всадницами по долинам и горным перевалам. На место прибыли под вечер.
В прохладных струях живописного водопада Салма с тремя девочками смыла грязь путешествия. Тосар её дочь от Филона встречала их прямо у воды. Жизнь малышки с рождения посвятили змееногой богине.
Оставив озорниц плескаться, сама нырнула в извилистые проходы разветвленной пещеры. Темные тропки вели на противоположную сторону кряжа. Времени оставалось в обрез. Сегодня последний день полнолуния, если церемония сорвется, следующая только через месяц.
Авторитета настоять на проведении обряда немедленно у Салмы хватило, но в глубине души роились сомнения, и для этого были причины. Семилетней девочкой её подобрали амазонки на пепелище дома, защищая который погибла вся родня. Труднодоступные ущелья и горная речушка иногда снились в кошмарах. Юность прошла в боевой дружине храма Змеи при дворе в Нахчатване[1].
Сакральный женский культ тянулся из тьмы тысячелетий, когда женщины играли центральную роль в семье. Времена менялись, и сейчас древние храмы служили родниками женской свободы посреди общего бесправия, но для посторонних просто приют врачевательниц и место поклонения божеству.