– Ничего, – покачала головой Ирка. – Зачем ему убивать, если тебя не будет?
– Погоди. Ты хочешь сказать, что все эти смерти, исчезновения, прочие гадости – только из-за меня?
– Не все… Но в основном. Я и хочу рассказать, чтобы ты все понял. Чтобы ты его понял. Ванечку.
– Ну давай попробуем, – снова сел я.
И она рассказала. Начала с того, каким Иван был славным мальчиком, как любил родителей. И когда они с мужем разошлись, это стало для юноши большим потрясением. А расстались они по той же причине, что когда-то явилась причиной ухода из семьи и Дмитрия Михайловича Беляева – деда не только моего, но и мужа Ирины Анатолия. Наверное, он тоже был, по сути, отшельником. Ко всему прочему, он не выносил ее занятий гаданием и оккультизмом – возможно, потому, что сам был в какой-то степени магом, как и его дед, и присутствие рядом «ведьмы» негативно влияло на него. Но это было уже моими догадками. А Ирина рассказывала, как злился на них с мужем в период развода Иван, особенно на отца, как говорил, что его ненавидит… И поменять фамилию предложил именно Ваня, сама она поначалу об этом и не думала. А потом он утонул… Пошел купаться и не вернулся. То есть, вернулся, но уже не живым. Она сама его вернула – это оказалось так просто… Видимо потому, что сына она любила больше всех и всего на свете, больше самой жизни. Если бы не смогла вернуть, то и жить бы дальше не смогла тоже, потому что незачем. Но сила любви оказалась поистине великой. Иван продолжал оставаться рядом, пусть теперь и внетелесно. Иногда она вызывала его, иногда он являлся сам – главное, она знала: он с ней. Сын ее тоже очень любил и хотел, чтобы мать была по-настоящему счастлива, чтобы рядом с ней был хороший мужчина – любящий, преданный, верный, не такой как его отец. Как Иван узнал о моем приезде в Красотинск и что именно его во мне привлекло, цыганка не знала, или не захотела говорить, но призналась, что именно Иван поспособствовал тому, чтобы мы с ней встретились. А потом я повел себя так, что ему это не понравилось. Когда он «утопил» меня в озере – это было и предупреждением мне и попыткой моего сближения с его матерью, ведь именно он сказал ей, что я тону и меня нужно спасать, надеясь, что моя благодарность к спасительнице перерастет в нечто большее. Но когда этого не случилось, и мои отношения с Лентой перешли на новый уровень, Иван стал действовать более жестко – точнее, жестоко. Мне вовсе не послышалось, когда он явно пригрозил мне: ««Не захотел по-хорошему…». И он бы убил Ленту, но не смог, потому что магическая сила моей любви к ней была выше его ненависти. Меня он убить тоже не мог, потому что я оказался магом. А еще мне помогал дед. Но этого Ирина не знала, Иван ей почему-то про участие во всем этом деда не рассказал. Не рассказывал он и о том, как убивал людей из моего окружения. Но она догадалась и сама. Он то ли мстил мне, то ли пытался, запугав, вернуть на пусть истинный, то ли ощущение собственного бессилия воплотилось в смертельную – во всех смыслах – злобу… Наверное, он был слишком юн, чтобы понять: любовь нельзя купить, а уж заставить полюбить насильно – тем более.
– Не трогай его, Гелий! – со слезами на глазах повторила Ирина. – Уезжай отсюда! Пожалуйста.
– Я не трону его, если он вернет Ленту, – сказал я, и услышал вдруг шум.
Кто-то на повышенных тонах спорил или даже ругался. Я узнал голос Жанны. А потом хлопнула дверь…
– Погоди, – сказал я. – Я сейчас.
Я выскочил на площадку. Выше по лестнице, там, где когда-то клеила на стену скотч сумасшедшая девушка, стояла она сама. А на стене, в том самом месте, была теперь распахнута дверь. Ее внутренняя поверхность оказалась зеркальной и отражала часть ведущей на верхний этаж лестницы и кусочек окна с темнеющим зимней серостью небом. Открытый же дверной проем зиял абсолютно черной, непроницаемой пустотой.
Рассудок – не внутренний голос, а какая-то глубинная часть, тот участок, что заведует самосохранением, – вопил, что нужно развернуться и бежать; не домой даже, а куда-нибудь далеко-далеко, как можно дальше от этой зовущей бездны. Но в том-то и дело, что она звала меня к себе. Она втягивала меня, всасывала, словно я был всего лишь пылинкой возле раструба включенного пылесоса. Я даже услышал его гудение… нет, не услышал, а почувствовал всем телом исходящую из черного зева вибрацию, как чувствовал ее тогда, приложив к стене ладонь.