Я встал и прошел к водителю.
– Простите, – сказал я. – Это ведь первый маршрут?
– Ну, – хмуро мы́кнул шофер.
– Он ведь до ГОКа?
– Ну, – услышал я снова.
Я неуверенно кивнул, сказал: «Спасибо» и повернулся, собираясь вновь сесть. Конечно, сомнения продолжали меня терзать, но уже все-таки меньше. Даже если водитель не умел говорить ничего кроме «ну», то хотя бы помотал головой, если бы…
Нет, он умел говорить. Но вестник из него вышел недобрый.
– Тока ГОК там, – сказал водитель.
– Простите? – обернулся я.
– Мы едем с него. Ежели тебе на комбинат, то или слазь, вон, на Терешковой, и садись в обратку, или жди, пока до кольца доедем и развернемся. Тока тогда снова плати за проезд, это тебе не метро, круги нарезать.
Чертыхнувшись про себя, я шагнул к двери, чтобы выйти на ближайшей остановке и пересесть, но ко мне наконец вернулась способность соображать, и я подумал, что в автобус до ГОКа в час-то пик мне наверняка придется втискиваться. Уж лучше сидеть пока сидится.
– А до кольца долго?
– Минут десять. Ну и там я еще пято́к постою, курну.
Меня это в общем-то устраивало. Собеседование было назначено не строго на девять, а «в районе полдесятого». Я посчитал, что «район» может безболезненно простираться на десять-пятнадцать минут в обе стороны. Да если и на полчаса раскинется, без меня все равно не начнут. Не прогонят же сразу; как я понял, они во мне тоже заинтересованы, не так много, наверное, дураков переться в эту холодную глушь.
Я повторно заплатил за проезд и вернулся на место. Настроение испортилось. Неужели я тоже дурак?.. Подсознание тут же выдало карту Таро с изображением шута, которая так и называлась – «Шут», в ином прочтении «Дурак». В принципе, это неплохая карта, тоже означает начало нового цикла жизни, в котором можно избрать любое направление. А еще – неожиданные события, способные все перевернуть. Для меня – лучше не придумаешь, ведь мне как раз и хотелось все перевернуть, начать жизнь сначала. Плохо, что у «Шута» имелось и еще одно значение: очевидная глупость. И тут я подумал, а чего же и в самом-то деле я так сглупил?
Теперь можно было не бояться отморозить пальчики, и я, сняв перчатки, достал смартфон. Тапнул по навигатору, открыл карту Красотинска. Спутники поймались быстро, и вот я уже наблюдал за синей стрелкой, ползущей по желтой нитке дороги. Я уменьшил масштаб, чтобы захватить весь город, и убедился, что двигаюсь в противоположную от комбината сторону. Но это я и так уже знал, меня больше интересовало другое: почему я изначально поехал не туда? Я быстро отыскал гостиницу, нашел автовокзал и… перевел эмоции в слово. Вообще я матерюсь исключительно редко, но этот случай попадал под исключение, да и два других пассажира сидели в самом конце маршрутки, не слышали. Я отчетливо помнил, как шел вчера от вокзала: налево до площади и еще раз налево по проспекту до «Горняка». Но карта явно мне намекала на первые признаки деменции – я все перепутал. Правильный маршрут выглядел зеркально моим воспоминаниям: да, до площади Ленина налево, но потом, до гостиницы, направо. Но ведь я отчетливо помнил, что все было наоборот!
И вот тут я впервые подумал о том, что это невзлюбил меня город. Сюда хорошо укладывалось и отсутствие возле автовокзала такси, и пьяная озабоченная соседка. Ладно, пусть соседка возжелала меня без подсказки Красотинска, это я вполне мог допустить, но все остальное… «Что ж, город, – подумал я, – принимаю твой вызов! Наверное, ты почуял во мне опасность, и в этом ты прав».
Конечно, я не воспринимал все это слишком серьезно. То, что в захолустном городке зимним поздним вечером не оказалось у вокзала такси – такое ли уж это чудо? На том, последнем с жэдэ-станции автобусе приехало кроме меня лишь три человека, которых уже встречали. Местные таксисты наверняка давно просекли траффик. Что же касается зеркального сбоя моей памяти – со мной такое уже было. Правда, очень давно, в детстве. Тот период я уже вполне хорошо помню, хотя мои воспоминания себя как личности вообще начинаются года в три; как мне дарили на трехлетие синий велосипед с приставными колесиками – будто вчера было. Но случай с зеркальным восприятием произошел позже, лет в шесть. Мы приехали с родителями в деревню к бабушке, маминой маме. Я отчетливо помню, как мы долго шли вдоль полей по желтой дороге, как пробирались по тропинке сквозь кусты возле речушки, которую перешли затем по шаткому мостику из пары толстых досок. А потом – светлый простор, высокий бревенчатый амбар; слева от него, тоже из бревен, что-то длинное, пахнущее навозом (как позже выяснилось, телятник), а еще левее – тянущиеся вдоль единственной улочки серенькие, кривенькие, но так понравившиеся мне избушки, будто прямо из сказки. Бабушкин домик оказался самым дальним. Помню, взойдя на крыльцо, я еще полюбовался на избушки, увидел в конце улицы слева телятник, амбар, еще левее – ныряющую в кусты тропинку, по которой мы шли… А утром, едва проснувшись и снова выбежав на крыльцо, я оторопел. Деревня была другой. Точнее, почти такой же, как вчерашняя, только если бы я видел ее в зеркале. Телятник, амбар и тропинка теперь тоже находились справа.