глава 4
В несказанном ужасе Жатна бежала домой, с каждым мгновением все явственнее осознавая, что с ней что-то не так. Одновременно она и наслаждалась бегом, и в страхе рассматривала изменившиеся руки: «Это не может быть правдой, это сон, чудовищный кошмар, галлюцинация, я умерла!» — беспрестанно твердила она. Забежав в квартиру, не отдышавшись и не раздевшись, бросилась в панике искать зеркало.
- В ванной было зеркало - старое, покрытое патиной, паутиной и грязью, - ринувшись в ванную и взглянув в него, Жатна не увидела ничего. Она много лет не смотрелась в зеркала, поэтому, никогда не протирала его. Схватив тряпку, стала тереть в надежде увидеть отражение, но тщетно, и, бросив эту затею, кинулась в комнату: «Где же зеркало?» — металась она, смутно припоминая, что в квартире было еще зеркало. Сориентировавшись, кинулась к шкафу и, раскрыв, нашла маленькое квадратное зеркало на дверке внутри. Хотела взглянуть, но резко отскочила - стало страшно. Несколько секунд глубоко дышала, собираясь с духом, потом отважилась, а взглянув, сразу отпрянула:
— Господи! — вырвался у нее душераздирающий крик. — Это ужасно! — Так может закричать женщина, увидевшая на своем лице что-нибудь неожиданное и безобразное, Жатна же увидела как раз обратное, но это, на ее взгляд, и было самое ужасное. Еще с минуту, в испуге дышала как сумасшедшая, и слышала стук собственного сердца. Рискнула-таки снова посмотреть, и… застыла, не в силах отвести глаз. Из зеркала на нее смотрела, казалось, прекраснейшая из женщин. Нежная белая бархатная кожа, изысканные черты, великолепный точеный нос, ясные выразительные большие серо-голубые глаза, красивые скулы, чувственные прелестные губы. Платок, повязанный на голове, закрывал волосы. Жатна лихорадочно сорвала его и вскрикнула:
— Это ужасно! — волосы тоже были великолепны: черные, гладкие, блестящие. Отражение в зеркале было столь прекрасным, что Жатна поддалась обаянию нового облика и продолжила созерцание, несмотря на то, что от осознания перевоплощения, была на гране обморока:
— Нет! Это сумасшествие! Невозможно! Я умерла! Или сошла с ума?! — как в горячке твердила она, отказываясь верить очевидному. Однако приобретать что-либо хорошее, - не терять, и постепенно, повинуясь очарованию красоты, успокоилась.
— Неужели это я? — тщательно вглядываясь, шептала она. — Я ведь никогда не была такой?! — Хорошо помня, что в молодости не была даже симпатичной. Хотя некоторые параметры внешности совпадали. Цвет глаз, например, только прежние глаза Жатны были блеклыми и невзрачными, а эти новые - великолепны, да еще с такими же отменными длинными черными ресницами. Также совпадал рост, когда-то Жатна была довольно высокой, сильно сгорбилась под старость, а сейчас, снова была прежнего роста, но и только. Все остальное, не подходило, ни под какое сравнение.
Вся, дрожа, скинула пальто и… оглядела ново-обретенную фигуру. Та тоже была безупречной: грациозная, с округлыми формами и тонкой талией.
— Вот это да! — Жатна была окончательно сражена, помня, какой была плоской и неуклюжей в молодости.
Залюбовавшись, рассмотрела себя в зеркале со всех сторон и прошептала:
— Как же хороша! — однако страх не прошел, и, опомнившись, снова запаниковала:
— Но почему это со мной?! — не находя ответа, в смятении стала ходить по комнате. — Такого не бывает! Никогда и не с кем! — пытаясь найти хоть какое-то объяснение, но вместо этого лишь с каждым шагом все острее постигала убогость собственного жилья.
Комната и правда была жуткой, повсюду валялись грязные, рваные вещи, деревянная кровать перекосилась и провалилась. На столе, под огромным слоем пыли, завал всевозможного мусора: банок, пакетов, газет, пузырьков из-под лекарств. Почти черный закопченный потолок, такие же закопченные, покрытые плесенью, отставшие от стен обои.
— Неужели я здесь живу? — воскликнула девушка, глядя на грязные рваные вещи, разбросанные по комнате, запах от которых был невыносим… — Это же хлев какой-то! А как воняет! Фу! Ужас!
— А эти боты! — разглядывая обувку, неизвестно кому жаловалась Жатна, ступая по засохшей глине на полу, и невольно любовалась бархатным тембром нового голоса. — Как же они трут! А еще вчера были впору! — удивлялась она.
Ничего удивительного не было, еще вчера Жатне было девяносто девять лет, и что можно было ожидать от такой древней старухи? У нее не хватало сил для уборки, и для ухода за собой. Она многое забывала, многое ее не интересовало и не волновало. Последние годы ее сознание стало немного блаженным, и она не замечала убогости своей жизни и окружающих вещей, не обращала на них внимания. Была почти счастлива, в угасающей, пусть немного голодной, но спокойной жизни, в которой словно шла своим путем к смерти, тихо и неторопливо. Но сейчас, с неожиданно обретенной молодостью, ее сознание стало другим: ярким, живым, цепким, а обстановка осталась прежней.