Дождь прекращается только через двое суток; Стэнли к тому времени уже измаялся от безделья и рвется на прогулку. Прохладным ранним утром он вытаскивает Клаудио на круговой перекресток, где они завтракают крадеными апельсинами и бисквитными батончиками. На кольцо выезжает рейсовый автобус до Санта-Моники. Разом встрепенувшись, Клаудио сует в липкие руки Стэнли свой недоеденный апельсин и мчится к остановке. Уже на другой стороне Мейн-стрит он с улыбкой оборачивается, и Стэнли улыбается в ответ. Этот обмен улыбками через оживленную улицу подразумевает не только взаимное доверие, но и многое сверх того. Клаудио исчезает за автобусом, потом силуэтом появляется за его окнами и наконец устраивается на сиденье. Стэнли смотрит на его остроносый профиль — периодически закрываемый пассажирами в проходе или грузовиками на улице, — пока автобус не отъезжает от остановки.
Он направляется к набережной, пересекает променад и спускается к пляжу, на ходу доедая последнюю ярко-оранжевую дольку и облизывая пальцы. Крошит апельсиновую кожуру и бросает ее чайкам, копошащимся в полосе прибоя. Схватив добычу, птицы сразу взлетают, но затем разочарованно роняют кожурки в воду, где на них, в свою очередь, пикируют другие чайки. Синева океана под стать небу, только он непрозрачен и покрыт серебристыми штрихами солнечных бликов. Ряды пенистых волн вздымаются в полусотне ярдов от берега, на мгновения образуют пустоты под загибом гребня и со звуком, напоминающим щелчок тяжелого кнута, обрушиваются на берег. Раскатистый рык прибоя эхом разносится над набережной.
Стэнли вытирает губы, ощущая вкус цитрусового сока на пальцах, и вспоминает зимний сбор урожая в Риверсайде. В первую неделю работы он съел, наверное, столько фруктов, сколько весит сам: сладких клементин, ярких крапчатых валенсий, навелов размером с шар для бочче. А в прошлом месяце, когда они с Клаудио улизнули с плантации, чтобы автостопом добраться до Лос-Анджелеса, оба сгоряча поклялись никогда больше не притрагиваться к цитрусовым. Однако теперь они снова поедали их в охотку.
Стэнли познакомился с Клаудио, когда они оказались в одной бригаде сборщиков. Поначалу Клаудио произвел неважнецкое впечатление: этакий типчик себе на уме, не имеющий привычки к сельскому труду (как, впрочем, не имел ее и Стэнли). Скорее всего, этот Клаудио где-то напакостил и дал деру от правосудия или же просто захотел побродить по свету: блудный отпрыск из какого-нибудь особняка на высоком холме. И еще Стэнли считал его лодырем и симулянтом, безнаказанно увиливавшим от самых неприятных работ, поскольку босс не говорил по-испански и нуждался в нем как в переводчике. Первое время они игнорировали друг друга. Однако все белые работники в их бригаде были гораздо старше Стэнли, да и вообще неразговорчивы, а мексиканцы явно сторонились Клаудио. И в конце концов эти двое начали общаться.
Стэнли никогда не задавал вопросов, так что прошлое Клаудио выяснялось постепенно, урывками. Младший из тринадцати детей от двух матерей, он рос всем обеспеченным и никем не замечаемым барчонком в большой усадьбе неподалеку от Эрмосильо. Его отец был прославленным генералом — сражался против Панчо Вильи при Селае и против «кристерос» в Халиско, — а отцовские братья, пойдя по жизни своими путями, стали видными юристами, банкирами и государственными деятелями. Клаудио много времени проводил в городе, где не вылезал из кинотеатров и учился английскому у Кэри Гранта или Кэтрин Хепберн, прикрывая ладошкой субтитры внизу экрана. А когда стал постарше, начал потихоньку готовиться к побегу на север.
Эти истории Клаудио рассказывал Стэнли во время работы, или — шепотом — по ночам в спальном бараке, или когда они ночевали в роще и там под посеребренной лунным светом листвой строили планы на будущее. Там Стэнли обычно лежал и смотрел на шевелящиеся губы Клаудио, пока смысл речей не ускользал от него окончательно.
Теперь ему нравится Клаудио. Он никогда не устает от его общества. За время долгого путешествия через всю страну он много раз мечтал о верном спутнике, который разделил бы с ним все приключения, который был бы всегда готов его выслушать и рассказать взамен свои истории; и вот появился странноватый мексиканец, вроде бы подходящий на эту роль. Это же здорово — иметь напарника. С ним открываются возможности, в иных случаях недоступные.
Однако есть и такие вещи, которые Стэнли предпочитает делать в одиночку.
Когда вся кожура израсходована, а чайки разлетелись кто куда, Стэнли, глубоко вздохнув, идет обратно к набережной. Солнце уже высоко поднялось над городом: высокие здания, фонарные столбы и пальмы распластали свои тени на пляжном песке, а под портиками вдоль обращенных к морю фасадов сгустился полумрак. По мере своего продвижения Стэнли читает вывески над входами: «Чоп Суи», отель «Сан-Марко», «Центральная фармацевтическая компания». На углу Маркет-стрит полосатый флаг обмотался вокруг белого столба; минуя его, Стэнли машинально пытается пригладить рукой свои непослушные кудри.