Дядя Патон чуть не крякнул от удовольствия. Видно было, что Оливия старательно изучила те книги по истории, которые ей подобрала мисс Инглдью. Доспехи всадника впечатляли, особенно серебряный шлем. Этот шлем, украшенный хищным клювом, прикрывал верхнюю половину лица и оставлял на виду только густую черную бороду. Кожаные перчатки всадника и его доспехи были весьма реалистично заляпаны кровью, и немудрено — в руке воин держал даже не меч, а грозный окровавленный топор.
— Вот вы где! — чудовищным басом прорычал всадник, занося топор.
Билли пискнул и изготовился прятаться под стол, но дядя Патон, улучив момент, заговорщицки подмигнул ему, и малыш прирос к стулу.
— Г-г-где п-п-подписывать? — проблеял доктор Блур.
Дядя Патон, скрывая довольную улыбку, сунул в его дрожащие пальцы ручку и ткнул в документ:
— Вот и вот. Дважды, пожалуйста, — за себя и за мистера Иезекииля. Ему, по-моему, не до подписей.
Директор трясущейся рукой подписал документы и уронил голову на стол.
— Так. Еще один обморок! — констатировал дядя Патон и повернулся к всаднику: — Благодарю вас, принц, вы свободны.
Он махнул жуткому привидению рукой, и оно постепенно растаяло в воздухе, но напоследок воин отсалютовал дяде Патону топором, а конь поклонился — Оливия не удержалась и схулиганила.
— Что это было? — севшим от страха голосом спросил Билли.
— Иллюзия, — прошептал дядя Патон и погладил мальчика по голове. — Сбегай-ка за нашатырным спиртом или приведи кого-нибудь из лазарета. Увидимся в пятницу, малыш.
Чарли поджидал дядю в холле. Буря, к счастью, стихла, и все были заняты уборкой.
— Ну как? — выпалил Чарли.
— Все хорошо, прекрасная маркиза! — пропел дядя и помахал бумагами. — Сработало. Передай Оливии, что она молодчина.
— Ура! — во весь голос завопил Чарли, презрев правило молчания в холле: уборщики подняли такой гвалт, что можно было забыть о школьном уставе. — Ай да мы! Дядечка Патон, я побегу найду Билли, надо же ему сообщить!
— Он уже все знает, — улыбнулся дядя. — Все.
Глава 21
СУДЬБА ПЛЕННИКОВ
Субботним утром Патон Юбим сидел в машине, припаркованной на стоянке у городской больницы. День был сумрачный, собиралась гроза, но это была самая обычная гроза, не имевшая ничего общего с Танкредом Торссоном, который в это время мирно смотрел футбол со своим другом Лизандром.
Как всегда на людях, дядя Патон был в темных очках. Однако когда взгляд его упал на некий газетный заголовок, он вздрогнул так, что очки съехали у него с носа.
Газетная заметка касалась городка, где дядя Патон провел детство, — места, которое он вспоминал не иначе как с ужасом.
Сегодня в Йорвинде настоящий праздник, — гласила заметка. — Утром во вторник школьный учитель Танталиус Райт и почтальон Винсент Мармор, которые вот уже три недели числились в пропавших без вести, неожиданно вернулись домой. Они сообщили нашему корреспонденту, что все это время находились в плену в замке Юбим, который с давних пор пользуется самой дурной репутацией из-за своего мрачного прошлого. Оба пленника утверждают, что в плену их держала какая-то неведомая сила, а не конкретное лицо, что оба они находились под гипнозом, не могли ни двигаться, ни говорить и ощущали, будто их сознание блуждает неизвестно где. Обоим снились одинаковые сны, в которых мистера Райта и мистера Мармора якобы окружали толпы детей в разноцветных плащах. Поразительно, но сновидения обоих пленников совпадают до мельчайших подробностей.
— Силы небесные! — Дядя Патон водрузил очки обратно на нос.
Мистер Райт утверждает, что они оба находились под гипнозом такой силы, что не нуждались ни в пище, ни в питье. Своего тюремщика пленники не видели, хотя иногда слышали отдаленные шаги и голоса, один из которых, кажется, напевал. Мистер Мармор полагает, что в замке был или до сих пор есть еще и третий пленник.
Во вторник утром мистер Мармор и мистер Райт внезапно ощутили, что освободились от гипноза.
«Вдруг все прошло, — рассказывает мистер Мармор. — Мы смогли двигаться и говорить, нашли выход и бежали из замка. К сожалению, найти третьего пленника нам было некогда и я не знаю, какая участь его постигла».
Разумеется, полиция обыскала замок Юбим, но не нашла в нем ни единой живой души. Замок, как и раньше, выглядит заброшенным.
— Силы небесные… — повторил дядя Патон.
В машине он сидел потому, что ждал племянника и его друзей, навещавших Габриэля Муара, а внутрь не пошел по той простой причине, что в больнице даже днем полно включенных лампочек и других электроприборов.
У входа в палату Чарли, Билли, Фиделио, Эмма и Оливия столкнулись с дежурной медсестрой.
— Вас пятеро? — спросила она. — Слишком много. Я впущу только троих.
— Лив, давай подождем в коридоре! — предложила Эмма.
— Конечно, — весело сказала Оливия. — Очень мне надо любоваться на ораву больных мальчишек. Они и здоровые невыносимы. — Оливия тряхнула волосами, свежевыкрашенными в розовый цвет. В оранжевой юбочке, серебристой майке и на каблуках она вновь выглядела прежней неугомонной Оливией.
— Ну, в таком случае здоровые мальчики тоже убираются с ваших глаз долой, — насмешливо отозвался Фиделио и первым вошел в палату.
Габриэль чувствовал себя лучше — он уже мог сидеть на койке, но выглядел страшно осунувшимся и бледным. При виде друзей он улыбнулся и слабо помахал рукой. Чарли с Билли почувствовали себя неловко и смущенно топтались подле него, а Фиделио бодро спросил:
— Ну, как ты тут, поправляешься?
— Стараюсь, — кисло ответил Габриэль. — Не люблю я больницы. Чистота, тишина, тоска смертная.
— Кто ж их любит, — заметил Чарли.
Билли судорожно рылся в карманах. В пятницу, как только его выпустили из академии, Билли первым делом помчался в «Зоокафе» — забирать горячо любимую крысу по имени Босх. Первые выходные на свободе он решил провести у Чарли, который предупредил его, что Босха придется прятать, иначе он попадет бабушке Бон в суп. Так что теперь Босх сидел у Билли за пазухой, а в кармане мальчик искал хомячка.
Идею принести хомячка в больницу подала миссис Муар — она решила, что это подбодрит Габриэля. «А ты переведешь ему, что говорит хомячок», — попросила она Билли. Тому ничего не оставалось, как согласиться, хотя в глубине души Билли был твердо убежден, что по сравнению с умными крысами хомяки — просто никудышные собеседники. И вот теперь Билли торжественно высадил хомячка на белоснежное одеяло.
— Рита! — воскликнул Габриэль и, просияв, посадил хомячка себе на плечо. — Лапочка ты моя! Умница!
Рита запищала.
— Что она говорит, Билли? — нетерпеливо спросил Габриэль.
Билли замялся: Рита бранилась. В частности, она не понимала, зачем ее утащили из дому и принесли неизвестно куда, где так противно пахнет.
— Говорит, что очень тебя любит, — решил соврать Билли.
— Риточка, ты лучший хомячок на свете! — растрогался Габриэль.
Мальчишка на соседней койке, у которого нога была в гипсе, заметил Риту и заверещал как резаный:
— Крыса! Позовите медсестру! У него крыса! Билли схватился за рубашку, но Босх смирно сидел за пазухой. Крысой обозвали Риту.
— Где крыса? Какая крыса? — грозно спросила медсестра, вплывая в палату.
Схватив Риту, Билли пулей пронесся в коридор мимо медсестры.
— Где она?
— Дайте подержать!
— Лови ее! — неслось из палаты. Чарли, Билли и Фиделио улепетывали по коридору, а за ними спешили недоумевающие девочки.
И вслед им несся громкий, веселый хохот Габриэля.