— Танюш, что случилось?
А я всматривалась в безмерно дорогое лицо и пыталась сдержать рыдания.
— Мне правда пора… Ты был прав… там, на дороге… Мы должны жить каждый своей жизнью. Думаю, моя помощь тебе больше не нужна. Поэтому я просто уйду.
— Таня… — Видно было, как он мучительно подбирает слова, но я не позволила ему их озвучить. Иначе бы просто не выдержала. Разрыдалась прямо перед ним и выдала бы себя с потрохами.
— Не удерживай, прошу.
Его пальцы разжались. Наверное, что-то в моем голосе удержало от дальнейших слов.
Уходя, я спиной чувствовала его взгляд. Шла, гордо расправив плечи и глядя прямо перед собой. Каждый шаг давался мучительно трудно, разрывая на куски сердце. Только оказавшись на автобусной остановке, позволила выплеснуться накопившемуся напряжению. Скорчившись в маленькой железной будке, ревела как белуга, не обращая внимания на то, видит меня кто-то или нет. Какая-то сердобольная бабушка обратилась ко мне с вопросом: «Что случилось?», но я не ответила и замахала руками, давая понять, что не желаю помощи.
Все кончено. Всего два слова, но какой глубокий и безжалостный смысл они скрывают. И я не знаю, хватит ли у меня сил справиться с этим.
Глава 6
Плетясь от остановки к дому, я механически завернула в продуктовый магазин. Купила две бутылки водки и на закуску колбасу и сыр. Не обращая внимания на любопытный взгляд продавщицы, вышла из магазина. Плевать, что я тут делаю покупки постоянно и меня уже знают. Даже неинтересно, что подумают. Больше всего на свете сейчас хотелось напиться. Заглушить грызущую тоску алкогольными парами и хотя бы на день не думать ни о чем. Такое состояние у меня было нечасто. Как бы плохо ни было, я не позволяла себе настолько опускаться. В последний раз такое на меня накатило после смерти Анжелы. Один день непробудного пьянства — и на следующий я казнила и проклинала себя, мучаясь после тяжелейшего похмелья. Да и мать всегда учила, что только последние алкаши оправдывают пьянство тяжелой жизнью или горем. Ничему водка не поможет. Только усугубит все. Как бы трудно жизнь ни била, нужно находить в себе силы и бороться.
Да, обязательно поборюсь, — пообещала я себе с ленивой обреченностью. — Вот только завтра. А сегодня просто не могу. Тошно так, что хоть в петлю лезь.
Как бы я ни убеждала себя, что все идет как должно, легче не становилось. Снова и снова в памяти возникала развязная блондинка Оксана, недвусмысленно намекающая на интерес к Борису. И его спокойный, даже равнодушный вид, будто он больше не считал себя обязанным хранить память об Анжеле. Когда я представляла, что могло произойти после моего ухода, хотелось завыть в голос. Не сомневаюсь, что Борис не станет сопротивляться, когда Оксана потащит его в койку. Да и зачем? Ради кого сопротивляться? Женщина, которую он любил, умерла. И он нашел в себе силы оставить ее в прошлом. Вместе с глупой идиоткой, все это время из кожи вон лезшей в попытке заслужить хотя бы его улыбку.
Первая рюмка пошла тяжело. Все же для меня такое не в порядке вещей. Обычно я хмелела даже от бокала вина. Закашлявшись, торопливо закусила кусочком колбасы. Тут же налила себе еще одну рюмку и снова опрокинула залпом. Перед глазами поплыло, внутри растекалась горячая горечь. Включив какую-то идиотскую передачу, которую даже не смотрела толком, я продолжила напиваться. А потом ревела и разговаривала сама с собой, выплескивая наружу женскую невостребованность. Вернее, не сама с собой, а даже хуже. Я разговаривала с Анжелой.
Достав из сумки зеркало, поставила его на столик напротив себя и обращалась, как к живому. Предмет, еще недавно вызывавший у меня нервную дрожь, теперь казался родным и близким.
— Анжелка, ты понимаешь, мне даже не за себя обидно… — заплетающимся языком говорила я, снова опрокидывая в себя рюмку. — Он даже… даже память твою не почтил… Выкинул, как мусор, твои вещи. И тут же с этой белобрысой тварью… Анжел, я такая дура… Зачем я вообще все это делала?.. Старалась, обхаживала его, оттаскивала от бутылки. — Я икнула и залилась злым истерическим смехом. — Для Оксаны готовила, видать. Думаю, Дениске понравится новая мама. Красивая, веселая.
В очередной раз глянув в зеркало, я осеклась на полуслове. Чувствуя, как хмель стремительным галопом отступает, смотрела в зеленые сверкающие глаза. Они смотрели с моего собственного лица. Завопив и едва не опрокинув столик, я помчалась на кухню. Закрыла дверь и даже подперла табуреткой, словно за мной гналось какое-нибудь чудовище из фильма ужасов. Хотя чудовище такая хлипкая преграда вряд ли бы остановила. Трясясь мелкой дрожью, я пыталась свести расползающиеся мысли воедино. Когда мне это, наконец, удалось, сползла по стенке вниз и замотала головой. Допилась, называется. До белой горячки. Нет, права была мама. Водка — зло.