Разумеется, эта картина была неполна. Разумеется, круг реальных тем, разрабатываемых наследниками Гриффита, мог оказаться самым обширным (особенно учитывая, что чистым теоретикам никакие исследования запретить невозможно). Но, во всяком случае, кое-какое представление о работе Института времени Борислав получил.
А вот о гибели звездолета "Нейтрон" найти не удалось ничего. Просто ничего. Или эта информация еще не дошла до БВИ, или она попала туда совсем недавно, и кто-то ее тщательно вычистил.
Двор института был расчерчен гигантскими кварцевыми плитами. Борислав посадил стратолет на эти плиты, погасил тягу и посидел, оглядываясь.
Видимо, это и была Цитадель. Огромный комплекс с четырьмя башнями, построенный по проекту экстравагантного, помешанного на Средних веках Мишеля Фурнье. Борислав знал, что никаких похожих зданий нет во всем Уэльсе. Значит, мы на месте.
Он вылез из кабины, прикрыл дверцу и с удовольствием вдохнул прозрачный воздух.
Пахло морем.
Потом в основании Цитадели открылась малоприметная дверь, и вышел человек. Очень знакомый.
Борислав пошел навстречу, чувствуя, как ветер треплет его волосы.
-- Ты прилетел, -- сказал Джеймс Стюарт.
Борислав кивнул.
Джеймс засмеялся.
-- Я так и думал, что ты не станешь пользоваться нуль-Т, как я посоветовал, а возьмешь что-нибудь летающее. Твоя всегдашняя независимость... Такой человек нам сейчас и нужен.
-- Кому это -- нам?
Джеймс стал серьезным.
-- На самом деле -- нам всем. Впрочем, ты можешь и не согласиться... Ладно. Я подозреваю, что у тебя есть вопросы, иначе бы ты не полетел сюда. Ну а у меня, соответственно, есть некоторое количество ответов. Пойдем.
5 июня 97 года
Дело "Линкор смерти"
Комната совещаний в Институте времени имела самый обычный вид. Прозрачный стол, удобные кресла, окошко Линии доставки, кофейный прибор. И, конечно, терминал, моргающий дежурными огоньками. Ничего лишнего.
Сделав приглашающий жест, Джеймс прошел в комнату вслед за гостем и задраил дверь (Борислав мысленно употребил именно это слово -- там даже штурвальчик какой-то пришлось повернуть). После чего улыбнулся остальным присутствующим.
Таковых, собственно, было всего двое: сам Борислав и человек за столом, одетый в легкую однобортную куртку. Кажется, такие когда-то называли "френчами". Человек учтиво кивнул вошедшим. Кто это -- Джеймс сообщил еще в лифте. Зигмунд Ковальский, довольно известный физик-пространственник, а в последнее время, оказывается, еще и президент сектора "Европа" КОМКОНа-2 (со штаб-квартирой в Брюгге). Бориславу он напомнил то ли Пьера Кюри, то ли видавшего виды земского врача с прокуренной бородкой, описанного когда-то Михаилом Афанасьевичем.
-- Джеймс, предложите нашему другу кофе, -- попросил Ковальский. -- И просветите меня: насколько он в курсе дела?
Джеймс виновато развел руками.
-- Ну, кофе сейчас будет... А что касается дела -- боюсь, что нинасколько. Мое письмо было очень кратким.
Ковальский кивнул.
-- Ну что же, так даже лучше. Кто начнет?
-- Я, -- сказал Джеймс. -- Вы дополните. Моя инициатива, мне и...
Ковальский кивнул и устранился. Борислав, оглядевшись, сел в ближайшее кресло.
Джеймс расположился напротив.
-- А вот и кофе, -- сказал он. -- Прошу... Значит, так. Дело, по которому мы тебя вызвали, касается планеты Радуга. Ты наверняка знаешь, что после известной трагедии... ну, там же погибло несколько человек, и только чудом не погибло вообще все население. А с другой стороны, именно с работ на Радуге началась нуль-Т... Ладно, это все знают. Так вот, после той катастрофы проведение нуль-экспериментов на землеподобных планетах было строжайше запрещено. И полигон на Радуге, разумеется, закрыли. Сейчас нуль-физики работают только в необитаемых местах, чаще всего даже и не на планетах вовсе. Ну, а зачем, собственно, нужна Радуга, если на ней нет полигона? Размещать в такой дали обычные институты -- глупость. Да и к тому же тяжелые воспоминания... это ведь тоже можно понять. Еще как. В общем, постепенно почти все физические учреждения, одна лаборатория за другой, были с Радуги выведены. Там осталось очень немногое. В частности... -- Джеймс замялся и посмотрел на Ковальского, словно ища поддержки.
-- Комплекс "Янус", -- сказал Ковальский.
Джеймс кивнул.
-- Да. Комплекс "Янус". На самом деле он находится не на Радуге, а на спутнике одной из больших планет той же системы. Сама большая планета, естественно, необитаема. Это газовый гигант. Спутник же похож на наш Титан: размером с Меркурий, достаточно холодный, с углеводородными морями на поверхности. Так вот, лет пятнадцать назад на этом спутнике построили стационар, принадлежащий Институту физики пространства... Принадлежавший... -- он поморщился. -- Там, видишь ли, вышла некая административная невнятица, которую мы пропустили. А когда заинтересовались -- выяснилось, что нынешнее руководство ИФП почему-то не имеет к лаборатории на Лангмюре никакого отношения...
-- Лангмюр -- это спутник?
-- Да. Планета-гигант называется Иверна, а ее спутники -- Кольрауш и Лангмюр. Продолжаю... В "Янусе" работают достаточно крупные физики: Робийяр, например. И Сумароков. Они там ведут какие-то эксперименты -- ведут в безлюдных зонах, по всем правилам, и, в общем, это не стоило бы нашего внимания. Но несколько месяцев назад, занимаясь совершенно другим делом, КОМКОН-2, а точнее, сектор "Европа", случайно обнаружил, что получить информацию о работах на Лангмюре почему-то очень трудно. Грубо говоря, там кем-то поставлен фильтр. Такой, что отчеты об экспериментах за пределы лаборатории не выходят. Конечно, мы все знаем, что в административной системе нашей науки бывают вещи самые причудливые, но ведь всему же есть предел. Так что КОМКОН-2 начал проверку, и начал ее с простого вопроса: кому база на Лангмюре фактически подчиняется? И, если я правильно все понял... -- тут Джеймс опять замялся.
-- Ниточки сразу потянулись в большой КОМКОН, -- сказал Ковальский. -- И там затерялись. Только не удивляйтесь, хорошо? КОМКОН-1 -- организация гигантская. Ее разные сектора могут вообще ничего не знать о действиях друг друга, так очень часто бывает. Связи "Януса" уходят в Транспортный сектор, который возглавляет Константин Астафьев -- это довольно известный пространственник-прикладник, мы немного знакомы. Конечно, проще всего было бы послать ему запрос. Но формального повода не было, оснований для срочности тоже, и я решил повременить. Ошибочно решил, как теперь понимаю... Джеймс, простите, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
Джеймс встряхнулся.
-- Я-то вообще узнал обо всем неделю назад, -- сказал он. -- Как у вас в России говорят: пока жареный петух не клюнет... В прошлом месяце "Янус" запросил для своих целей звездолет. Технические требования были в заявке указаны, и в результате им достался тот самый "Нейтрон". Это заурядный, стандартный рейсовый ЗПЛ, правда, рассчитанный на довольно большую дальность -- до ста световых лет. Ну, запросили и запросили, мало ли, зачем физикам понадобился корабль... Какое-то время он у них более или менее благополучно летал. А двадцать шестого мая пришло сообщение, что "Нейтрон" погиб со всем экипажем. Такие дела... Естественно, Земля потребовала всех подробностей. И в результате Совет звездоплавания получил так называемый "отчет Астафьева", копия которого сразу пошла к нам. Там сказано, что "Нейтрон", двигаясь в окрестностях системы Радуги, столкнулся с локальной флюктуацией мерности пространства. Это -- простая и печальная физика. При вхождении звездолета в область, где мерность пространства становится дробной, деритринитационный двигатель идет вразнос и корабль может мгновенно аннигилировать. Бороться с этим мы пока не умеем, предсказывать такие флюктуации -- тоже. На самом деле, об этом нечасто пишут, но похоже, что среди причин необъясненной гибели звездолетов эта -- на первом месте... Так что звучит-то оно правдоподобно. Если бы не было сопутствующих фактов, вопрос о "Нейтроне" можно было бы закрыть. Но... Зигмунд, вот дальше -- давайте вы. Это ваша область.