— Мирозданию плевать на мертвых, — говорил отец, — да и на живых тоже. Но живые могут уклоняться от плевков. Со стороны это даже может выглядеть, как танец, продуманный и грациозный. Понимаешь, Лиззи? Все танцуют. Короли, поэты, шлюхи, купцы, нищие, матрос Репка. Я танцую с двенадцати лет, с тех пор, как папаша спустил на авантюры остатки денег и, пьяный, вышел из окна третьего этажа фамильной усадьбы. Когда утренний дождь смыл с камня остатки его крови и мозгов, я сделал своё первое плие. Видишь, до чего дотанцевался…
Отец был консулом Ост-Индской торговой Компании, одним из шести в баснословно богатой Калькутте, крупнейшем городе навабства Бенгалия. Он был близок к вершине огромной пирамиды из людей и денег, получил новое назначение в Мадрас и ничего хорошего не ждал.
— Над собственной судьбой у меня власти нет, — вздыхал он и клал руку на мое плечо, будто ища во мне опоры. — В прошлом году яду хлебнул, три дня пластом лежал, Пранав мой за какими-то травами в джунгли бегал…
Пранав, высокий, худой, никогда не отходивший дальше, чем на пять шагов от отца, склонил голову, камень в его чалме мигнул синим.
— И кого обвинить — не знаю, как крысы в бочке бьемся. Не от голода — на золоте едим. Жрем друг друга, чтобы жажду власти утолить и повыше вскарабкаться.
— И ты жрешь? — спросила я.
Отец поморщился.
— Конечно. Но просто чтобы покушать человечины — никогда. Только ради Главного завета… Чтобы выжить.
Я смотрела на него — смуглого, синеглазого, красивого. Вокруг сиял, дробя свет неба, океан, такой же огромный и глубокий, как моя любовь к отцу.
В Мадрасе я с облегчением сменила одежду на привычную, женскую. Город был огромный, больше Калькутты, светская жизнь била ключом. Нет, я совсем не помню свою матушку, мадам. Несомненно, британская колониальная политика мудра и приносит большую пользу народам Индии, милорд.
Был хороший год, когда отец смеялся и шутил, и был плохой год, когда он хмурился, много пил и смотрел на меня с тревогой и тоской.
— Никогда не сдавайся, — говорил он. — Танцуй, Лиззи. А я… если есть там что, за порогом — буду за тобой приглядывать снизу… Ну не куксись ты, может, и сверху доведется…
А потом была ночь позапрошлой среды, когда в дом ворвались вооруженные сипаи во главе с лейтенантом Митчеллом, давним недругом отца. Я выскочила в коридор, не зная, куда бежать. Внизу кричали, стреляли, звенели сабли.
— Бежим, быстрее, не стой столбом, — прошипела кормилица, толкая меня в спину.
— Это сон? — спросила я. Танушри выругалась, схватила меня за руку и потащила вниз по узкой лестнице для прислуги. Дверь столовой была подперта высоким дубовым буфетом. В нее ломились, дерево трещало. У стола сидел Пранав, его медовая кожа была серой, белый дхоти намок от крови. Обеими руками он прижимал что-то к животу, будто пытаясь впихнуть внутрь, и я вдруг с ужасом поняла, что это — его внутренности. Меня бы вырвало, если бы не резкий окрик отца.
— Бегите!
Я не могла — ноги ослабли — но отец отвесил мне крепкую пощечину и сунул в руку свой пистолет. Он улыбнулся-оскалился и собирался что-то сказать, но тут дверь треснула и в дыру кто-то выстрелил. Во лбу у отца расцвела багровая лилия, по вытаращенным глазам потекла кровь с темными сгустками. Он так и упал с вытянутой рукой, дернулся и застыл.
Кормилица — сильная, огромная, как двое мужчин — потащила меня по коридору, через потайную дверь, через сад, через подлесок, через мост, через улицу, через джунгли, через воду, через темноту. Крики и выстрелы давно стихли вдали, а я их все слышала.
В пещере за водопадом было сумрачно и прохладно. Когда Танушри уходила в город за едой и новостями, я бродила по джунглям — мне было безразлично, умру я или нет. Я видела леопарда, медведя, большого питона со шкурой в солнечных пятнах. Животные не трогали меня, смотрели и уходили, растворяясь в горячей зелени. Один раз я слышала страшное рычание, от которого кровь стала льдом, а ноги отказались двигаться. Я села на корень и стала ждать тигра, но он не пришел за мной, я просидела в тупом оцепенении почти до заката, а потом вернулась в пещеру.
— Из порта уходят корабли, — однажды сказала Танушри. — Тебе нужно на корабль.
Мне было голодно и страшно.
— Тебя убьют, девочка, — Танушри посмотрела остро, тяжело. — Разве не ждут тебя в Англии новая жизнь и большое сокровище?
На другом конце мира стояло имение Вудсток — там за тяжелыми дверями из дуба ждала гостиная с натопленным камином, там в старом колодце под двадцатым камнем сверху была спрятана шкатулка. Мне оставалось лишь явиться в контору «Смит и сыновья» в Лондоне, где большие каменные дома упираются в низкое холодное небо, назваться и прочитать на память рифмованные строки, подтверждающие вступление в наследство.