Что она беременна, я понял поздно, когда она уже вся ушла в живот — на лице остались одни глаза, щеки втянулись, ключицы, колени и локти торчали, как у скелета, а живот бугрился — гладкий, большой. Она носила своего брата или сестру, знала об этом, но обсуждать не хотела.
Мы прекратили тренировки, я стал чаще охотиться и покупать в деревнях больше молока, меда и творога. Я предложил остаться и пожить на ферме или постоялом дворе, пока ребенок не родится — я легко находил работу — но Лара отказалась.
— Я не могу останавливаться, — сказала она. — Нам нужно идти. Пойдем дальше. Пожалуйста.
Роды начались в проливной дождь, мы не успели дойти до фермы, хотя шли среди возделанных полей. Я подхватил Лару на руки и унес под большой клен, листва которого слегка задерживала воду с неба. Я постелил на мох старый плащ ее отца, и она корчилась, выгибалась и каталась по нему следующие несколько часов. Мальчик родился мертвым, синеватым, перевитым пуповиной. Я разрезал тугой канатик, помассировал маленькую грудь — бывало, что такие младенцы снова начинали дышать. Этот не начал. Лара держала и укачивала его тельце, пока не стемнело. Кажется, она что-то ему пела. Дождь кончился, облака расступились, мы завернули мальчика в окровавленный старый плащ и похоронили под деревом, где он родился.
Мы забыли привязать оленя, но он вернулся сам, ткнулся Ларе в руку, лизнул ее. Она погладила Рема по голове.
На ферме я подрядился помочь вспахать под озимые несколько полей. Лара лежала на сеновале и большей частью спала. Я приносил ей хлеб и молоко, она немного ела, жадно выпивала большую кружку, кивала и снова засыпала.
Через неделю я вернулся с работы и не нашел ее, где обычно. Девчонка ушла в лес и прыгала с палкой по поляне, яростно колотя по низким сосновым веткам, как по хлипким шеям всех своих врагов в этом мире.
Рем щипал траву под деревом и не обращал на нее внимания.
Я долго смотрел на нее.
— Не так, — сказал я наконец. Подошел и показал ей, как.
Однажды ночью мне приснилась огромная черная женщина, худая, как смерть, выше деревьев. Вместо рук у нее были грабли, черные волосы космами свисали над белым лицом с круглыми мертвыми глазами. Она рыла своими ужасными руками склон холма, земля сходила слоями, в ней были кости, чумные кости, и ветер нес чуму вдаль, через лес, к ближайшей деревне.
— Почему мы ждем здесь? — спросила Лара. У нее был арбалет, стреляла она уже вполне прилично. Мы лежали за камнями у вершины холма и ждали чумное чудовище. И оно появилось, многоголовое, разноголосое.
Разбойники ехали на лошадях, а перед собой гнали крестьян из соседней деревни — с кирками и лопатами. Я слышал о таких бандах. Чужими руками, наблюдая с безопасного расстояния, они раскапывали старые могильники и грузили монеты и ценности в плотно сшитые кожаные мешки. Скупщики вываривали добычу в трех водах — красной, зеленой и белой, потом снова пускали в оборот. А старые болезни просыпались в разрытых костях и приходили в города и деревни вместе с теми, кого заставили их потревожить.
— Дай-ка арбалет, — сказал я Ларе. Девчонка заупрямилась, отвела руку.
— Почему?
— Рано тебе еще убивать. Я сам.
— Ничего не рано, — сказала Лара. — Которого?
Крестьян была пара десятков, они тут же разбежались, как только людям с оружием стало не до них.
Разбойников было восемь. Лара убила одного и подстрелила еще двоих. Я помчался по склону смертельным вихрем, доставая мечи из-за спины. Шестеро полегли, двое сбежали, мы не стали догонять.
Они подкрались к костру, когда я спал, а Лара ушла на охоту. Меня ударили по голове и привязали к дереву. Когда я очнулся, разбойники пили вино из моей фляги, а на углях костра жарился Рем — Лара оставила его привязанным к дереву. Мужики были крепкие, бывалые, злые. Их равнодушные взгляды скользили по мне, не предвещая ничего хорошего.
— Ну что, глаза или яйца? — спросил тот из них, кто был лыс, того, у кого был шрам через всю морду.
— А не знаю даже, и так и так весело, — ответил тот. — Можно и то, и другое, но не знаю, с чего начать.
Они достали затертый стаканчик с костями и сыграли на то, ослепить меня или оскопить. Выиграл первый.
— Ну а как же теперь, выколоть или выжечь? — задумался над забавой лысый.
Выпало, что выжечь. Один примотал мне голову к стволу и задрал руками мои веки, выставив глазные яблоки. Он дышал возбужденно, часто, обдавая меня зловонным дыханием. Второй шел от костра с двумя тлеющими сучьями. Я думал, что последним, что я увижу, будут их мерзкие рожи — но за секунду до того, как огонь коснулся моих глаз и взорвался в голове, в круг костра вышла Лара. Ее лицо было очень белым и напряженным, в руках она держала мертвого кролика и один из моих мечей.