Учеников у меня за последние три года стало уже больше сотни — целая армия. В дальних комнатах подземелья была сокровищница и арсеналы — Арвай был щедр, мы были богаты и хорошо вооружены. Мы были сильны.
Я выбрал двоих учеников — тех самых, первых, чтобы довести меня до Цагаана. Лесными тропами, через топи, прямо под стены города.
— Усэй, — сказал, волнуясь, Мунх, сильно выросший мальчик с легкой походкой. — Позвольте нам пойти с вами. Вы — великий воин, но вы слепы, усэй.
— Я знаю, — сказал я. — И мне не нужно стараться осветить темноту. Я могу быть ее частью. Откатывайте камень.
Упираясь, вдвоем они откатили огромный булыжник от скалы. Я протиснулся в тайный вход и пошел по подземелью. Я шел быстро и боялся, как никогда прежде. Не за себя всегда страшнее.
Одна из моих юных подруг была дочерью тюремщика, я помнил повороты. Я вспомнил и её — светловолосую, капризную, пугливую, но очень страстную. Она когда-то показала мне «королевское крыло» темницы.
Я давно не убивал и жалел, что снова придется, но я не мог рисковать, что тот или иной тюремщик очнется и поднимет шум. Чтобы добраться до Лары, мне пришлось перерезать четыре горла. У предпоследнего мертвеца нашлись ключи, один из них подошел к решетке «королевского крыла». Войдя, я затушил факелы. Пусть всем здесь будет темно, как мне.
— Лара, — позвал я шепотом. — Лара.
— Усэй, — тихо отозвался голос. Потом она впервые позвала меня по имени. — Ерден, я здесь.
В камере пахло очень плохо — застарелым физическим страданием, дерьмом и плесенью. Воздух не двигался, окон не было, мы были глубоко под городом. В углу горела свеча из дешевого жира. Лара лежала на соломенном матраце на полу, а на скамье у стены сидела полная женщина средних лет, держала на руках полугодовалого младенца и вздыхала от удивления.
Я опустился на колени перед Ларой, нашел рукой ее плечи, погладил по лицу. Сухие губы дрогнули, прижались к моей руке.
— Арвай так ужасно умер, Ерден, — сказала она. — Ему было так больно, так долго, а я ничего не могла сделать. Завтра меня собираются сжечь на костре с нашей дочерью на руках. «Очищение огнем». Это Сарнай, наша кормилица. Ее обещали потом отпустить, но мы обе в этом сильно сомневаемся. Она поможет тебе с малышкой. Ты сможешь её защитить?
— Я смогу защитить вас всех, — сказал я. — Нас ждут снаружи. Если ты не можешь идти, я тебя понесу.
— Нет, — сказала она и откинулась на матрац. — Они меня сломали, Ерден. И внутри и снаружи. Нога, с которой сняли кожу, воспалилась, в другой кость раздроблена. Не заживет, не срастется. Я смотрела, как корчится и умирает мой муж, а потом оговаривала себя в его убийстве. Я пуста и разбита. Нет, усэй. Защити мою дочь. Ее зовут Ада.
Малышка вздохнула на руках у кормилицы. Женщина тихо плакала. Мы никогда не плакали, ни я, ни Лара.
— Выйди, Сарнай, — сказал я. — Отойди на пять шагов от входа, прислонись к стене и жди меня. Осторожно. Там очень темно.
— Как? — спросил я Лару. Она подумала несколько мгновений.
— Руками, Ерден. В моем теле за последние дни было достаточно острого металла… Подожди… Я хочу тебя поцеловать.
Я наклонился к ее лицу и поцеловал ее. Она пахла смертью и гнилыми цветами.
— Спасибо, — сказала она. Я зажал ей нос и рот, перекрыл воздух и крепко держал ее голову, пока она не обмякла и не перестала биться. Лара была последним, что видели мои глаза. Я был последним, что видели её.
Я опустил ей веки, разгладил волосы. Я не стал прощаться и шептать мертвой девушке о своей любви. Весь мир дышал моей любовью, ею пульсировала темнота и дрожали камни большого города. Не было силы крепче, чем она, не было света ярче.
— Держись за мою руку, Сарнай, — сказал я, выходя из камеры. — И покрепче держи малышку. Мы пойдем быстро, пол гладкий, но от страха можно споткнуться.
Ада проснулась и залопотала, бессмысленно и прелестно. Её кормилица сжала мою руку своей, мягкой, но крепкой.
— Веди, усэй, — сказала она. У нее был приятный голос.
Мы пошли сквозь подземелье к тайному лесному выходу.
Сквозь темноту — к свету. Как все всегда надеются.
♂ Свиноводы
Майк Гелприн