Четыре солнечных круга назад мой отец взлетел в облака. Я унаследовал должность первого смотрителя побережья, но вскоре уступил её за весьма приличную сумму. Меня никогда не прельщала перспектива подобно непрактичным предкам вкалывать, не покладая крыльев, на казённых должностях. Я решил заняться коммерцией. Тем более, что преуспеть в ней у меня были все основания.
Вместе с гнездовьем и должностью я унаследовал двух говорящих свинов по кличкам Чик и Гук. Редкостных наглецов и бездельников, возомнивших о себе, будто они чуть ли не благородные птериксы. Едва, однако, отец отправился в полёт, я нашёл обоим подходящее применение. Осеменители из этих лентяев получились отменные. А произведённое от них потомство — попросту выше всяких похвал.
— И где же он, ваш товар? — осведомился приезжий.
— Неподалёку, мой господин, — я махнул правым крылом на юг. — Соблаговолите проехать со мной? Много времени путь не займёт.
Я кликнул Креченя, своего первенца, и велел запрягать. И не какую-нибудь там повозку или бричку под стать тем, на которых немало разъезжал в юности с покойным отцом. А самую настоящую карету с сиденьями из дублёной свиной кожи и наёмным кучером на козлах.
Резвые ездовые промчали нас по просёлку, не тряскому и колдобистому, как во времена отца, а ровному, ухоженному, вымощенному щебёнкой.
— Нам сюда, мой господин, — сказал я, когда кучер осадил ездовых. — Что именно вас интересует? Имеются новорожденные поросята в большом количестве. Годовалые подсвинки, этих чуть меньше: товар ходкий и не застаивается, но выбор всё равно велик. Осталась также дюжина-другая трехлеток, но не стал бы их рекомендовать: лучшие экземпляры давно разобраны. Вам, мой господин, позвольте осведомиться, для каких нужд?
С ответом покупатель не спешил. Он степенно выбрался из кареты, окинул взглядом два добротных трехэтажных строения. В одном из них содержалось потомство Чика — крепкие, резвые и мясистые поросята, правда, не в меру прожорливые и не столь смышлёные, как те, что произошли на свет от его брата. За тех, что породил Гук, я просил дороже, несмотря на то, что были его отпрыски, в основном, хиловаты и тонки в кости. Зато говорить они начинали на удивление рано, чуть ли не раньше, чем ходить.
Сам Гук, тощий, долговязый и всклокоченный, сидел, ссутулившись, у крыльца на свинолавке. При нашем приближении этот поганец и не подумал встать, а лишь сгорбился пуще прежнего. Обоих дармоедов порядком избаловали, вырастив и воспитав их не в хлеву, а в родном гнездовье. Мне пришлось приложить немало усилий, прежде чем удалось выбить из отцовских выкормышей наглость и спесь.
— Встать! — гаркнул я, когда мы с приезжим оказались от Гука в десяти шагах. — Смирно стоять, животное!
Свин нехотя поднялся.
— Доброго здравия, хозяин, — буркнул он.
Немало розог пришлось извести, прежде чем этот паршивец стал называть меня хозяином, а не по имени, как повелось при покойном отце.
— Изволите видеть? — обернулся я к покупателю. — Это тот самый знаменитый осеменитель и есть. Прекрасно говорит, владеет грамотой и счётом, прилежен, трудолюбив, хотя и несколько заносчив. При надлежащей дрессуре его потомок скрасит ваш досуг, от себя рекомендую, впрочем, обращаться с ним постороже. При всех достоинствах свинам свойственны своеволие и упрямство — оглянуться не успеете, как такой сядет вам на шею. Так что, собственно, интересует вас, мой господин?
— Я, пожалуй, взял бы самца и самочку, — отозвался тот. — Моя нынешняя подруга весьма э-э… экстравагантна. Она думает, что произведёт в свете фурор, если станет являться на балы в сопровождении домашних питомцев.
— И она, несомненно, права, — с энтузиазмом поддакнул я. — Говорящие свины скоро войдут в моду, вот увидите. Я распоряжусь подобрать вам пристойные экземпляры. Какой желаете окрас?
Мы проторговались до полудня и, довольные друг другом, расстались. День вообще оказался удачным — до заката я продал ещё четырёх Гуковых поросят и полдюжины Чиковых. Правда, радость от выгодных сделок несколько омрачил Кречень.
— Нехорошо это, отец, — сказал мой первенец, когда я, выпроводив последнего покупателя, от души отходил Гука плёткой, а подвернувшегося под крыло Чика — палкой.
— Что нехорошо? — переспросил я.
— Избивать их. Разве обязательно быть столь жестоким?
Я крякнул с досады. Кречень пошёл во взлетевшего в облака деда и вырос излишне жалостливым. Иногда, глядя на него, я всерьёз беспокоился за будущее затеянного мной дела.