— Добровольцы, — гаркнул сиплый голос за спиной. — Добровольцы есть?
Я обернулся. Вниз по склону холма, прихрамывая, спускался тот самый старик-генерал, который три солнечных круга назад спрашивал меня, сколько у свинов воинов.
— Добровольцы! Кто желает взлететь в облака достойно? Стройся для контратаки!
Среди полусотни сородичей я шагал вслед за ним по вытоптанному полю и думал, что взлечу непременно стоя. Передовое свинское стадо было уже в паре сотен шагов. Я выдернул из ножен клинки, и в этот момент старый генерал вдруг резко остановился, задрал голову, а затем неуклюже попятился.
Я вскинул взгляд и обмер. С неба падала звезда. Наискось, по кривой, с юга на север. Она стремительно приближалась к земле, оставляя за собой широкую белёсую полосу. Потом падение вдруг замедлилось, звезда вспыхнула кроваво алым и неспешно, словно нехотя, стала опускаться между нами и свинами.
— Бегите! — панически закричал генерал. — Небесная кара пала на наши головы! Уносите ноги!
Мои сородичи бросились врассыпную, в панике смешалось и понеслось вспять свиное стадо. Но я не побежал. Я вдруг вспомнил историю о красной комете, которую рассказывал мне отец, а ему мой дед, а тому прадед. Кометы были к беде, и она принесла нам беду, страшную, страшнее не бывает.
Падающие звёзды к счастью, подумал я. Хотя какое тут может быть счастье?
Звезда опустилась на землю, и меня опалило огнём, но и теперь удирать я не стал. С клинками наголо я двинулся к упавшей звезде. И когда оказался от неё в двадцати шагах, увидел, что настречу в одиночестве топает по полю свин. Я вгляделся и узнал его. Этот был тот самый Кир, который пощадил меня и которому я жал лапу перебитым правым крылом.
Мы встали с ним рядом, бок о бок, словно были из одной стаи. Вблизи упавшая звезда походила на исполинского морского краба с десятком упёртых в землю суставчатых конечностей, задранными вверх клешнями и массивной яйцеобразной головогрудью. Я стоял, замерев, не в силах оторвать взгляда от медленно распахивающейся в головогруди пасти.
— Что это, Сокорь? — обернулся ко мне Кир, и в голосе его явственно слышалась неуверенность.
— Не знаю, — отозвался я. — Думал, падающая звезда. Но это не звезда. Это… это…
Пасть раскрылась, стрельнула в землю чёрным узким языком, будто змеиным жалом. И по этому жалу… Я обмер.
Они спускались на землю вдвоём. Впереди топал ражий свин в обтягивающей тушу серебристой тоге, а за ним… Я протёр глаза. За ним, раскачиваясь, шагал птерикс в диковинной чёрно-белой одежде.
«Ты был прав, побратим, — донеслось до меня свиное хрюканье. Нет, не хрюканье, осознал я — слова на неведомом языке. — У них здесь межрасовая война, да ещё, кажется, в самом разгаре. Осада, примитивное оружие, солдаты, кровь…»
«Следовало ожидать, — ворчливо отозвался птерикс. — Медвежий угол Галактики, что взять. Придётся, побратим, нам с тобой поработать. С войной надо покончить немедленно».
12. Водолей — Я ЗНАЮ
Время изменений, преобразований. Посвящение, высшее служение и творческое взаимодействие с миром, возможность управления временем, пространством и судьбой. Торжество разума.
♀ Доска для игры в сенет
Тишина и темнота — два могущественных образа, которыми легко начать любую сказку. Или закончить.
Они отзываются в нас эхом вечности, из которой мы вышли, не помня, и в которую уйдем, не сознавая.
Они — то, что окружает каждого из нас, нами не являясь, потому что любая жизнь — это беспокойство, мерцание энергии, стремление к свету.
Жизнь — это желание.
Я лежу на левом боку на мраморном столе в изножьи саркофага, в похоронном покое моего мужа-отца, небтауи-шех Бакара, называемого также фараоном.
Он начал готовить свою усыпальницу сразу после вступления на престол, когда ему едва исполнилось семнадцать лет. Как мне сейчас.
Тридцать лет гора превращалась в пирамиду — её склоны срывались, грани выравнивались, наклонные стены лицевались кварцем богов — тем, что пьет энергию солнца и накапливает её в серебряных колоннах, греющих и освещающих каждое жилище. Храмовыми лучами внутри горы выжигались сакральные покои. Ведь каждый небтауи-шех после смерти становится богом Осири, одной из граней Малааха всемогущего, по чьей воле случаются все вещи между землёй и небом.