— Держать, — сказала она. — Падать нет, Мересанк.
Девочка ухватилась за основание крыла, встала ровнее.
— Ты можешь летать? — спросила она с интересом.
— Нет, — ответила Сешеп, прикрывая свои яркие глаза.
Над ними вскрикнула охотничья птица атеф, как кричит она, завидев добычу, и камнем падает с небес, замедляясь лишь у самой земли. Сешеп подняла голову, смотрела на птицу жадно.
— Так, — сказала она. — Сешеп желать.
Мересанк погладила её крыло — оно было плотным, сильным, с шелковистыми перьями. Но тело, действительно, было слишком велико, чтобы подняться в воздух.
— Мересанк, — крикнул Аха со стены. За ним виднелись двое стражников. — Ты жива! Жрец Уаджи, хранитель ключей, спешит за тобой.
Часть стены отошла в сторону и в вольер вбежал Уаджи — высокий, горбоносый. Он был очень встревожен, но, увидев Мересанк живой, перевел дух и поклонился.
— Позволь отнести тебя во дворец, госпожа, — попросил он, узнав, что у неё повреждена нога.
— Прощай, Сешеп, — крикнула Мересанк от дверей. — Спасибо! Я буду приходить к тебе и говорить с тобой.
Сешеп склонила голову и улыбнулась, потом ушла обратно под навес. Мощный хвост бил по лапам.
— Эта самка бесплодна, — сказал Уаджи. — Мы храним её, потому что она — удачный небедж, но если от неё нельзя получить плодов, то…
— Не трогайте её, — попросила Мересанк. Уаджи пожал плечами.
— Пока не тронем. Продолжим засевать. Жаль, что она получилась слишком тяжелой для полёта.
Нога у Мересанк была сломана, но наутро оказалась целой. Матери поджали губы, посмотрели друг на друга и велели Мересанк никому не говорить, как быстро срослась кость.
Когда жрец Уаджи пришел её проведать, матери сказали, что лекарь ошибся, а отпечатков перелома из канак каемвас найти не удалось, будто их и не делали.
Мересанк приходила к Сешеп пару раз в неделю. Ей не разрешили спускаться в вольер и она обычно сидела на стене. Иногда показывала язык бегемотихе, та ревела, обнажая острые зубы.
Сешеп жадно учила новые слова и разговаривала всё лучше — с нею раньше никто не занимался.
Особенно она полюбила загадки и стишки, вроде «Был ребенок — не знал пелёнок. Стал стариком — сто пелёнок на нем». Её разум находил глубокое удовольствие в попытке угадать, представить, перевести с языка символов и иносказаний в язык настоящих вещей.
— Это кочан араха, — говорила Мересанк, и Сешеп замирала, потом рычала от восторга, смеялась, каталась в пыли, изгибаясь, как игривая кошка.
Мересанк её очень полюбила.
Я пытаюсь угадать, что сейчас делает Сешеп.
Мне хотелось бы думать, что её оставят в покое, под навесом в Нижнем гареме, смотреть, как над горизонтом встаёт розовая Старшая Луна, а за нею, через пару часов, жёлтая, как мед, Младшая.
Но я понимаю, что Аха нужно избавиться от всего, что связано со мною, и очень скоро он лично укажет, кто из бесплодных небедж будет принесен в жертву Сету, тёмной грани Малааха.
Я собираюсь с силами и начинаю растягивать полосы бинтов, притягивающих к телу мою правую руку. Тройной рывок и расслабиться. И снова. И снова. У меня не очень много времени, но и не мало. Я не боюсь.
Я доверяю своей судьбе.
Часто в жизни мы паникуем и страдаем потому, что боимся поверить в то, что происходящее с нами — не просто так, что это шаг, рывок к чему-то большему, к следующей части. Что лишения и боль в настоящем не продлятся вечно, но пройдут и забудутся. Что не нужно думать о том, что принесет будущее, когда утихнет боль отвергнутой любви, достаточно ли будет сил или здоровья у того, кем мы еще не стали. Нужно сначала им стать, а к этому пути у каждого свои.
Мой путь — чередовать напряжение и расслабление и тянуть прибинтованную к телу руку, сильно напрягая плечо. И есть только это, более ничего.
На шеститысячной попытке бинт немного подается, и я могу увеличить усилие.
Еще пять тысяч — и зазор между рукой и животом уже в ладонь, а всё моё тело в холодном поту.
В гробнице фараона много запечатанных кувшинов с пивом, медовой водой, крепким вином из-за моря. Я вдоволь напьюсь, нужно только встать с этого стола.
Бинт трещит и рвётся, моя правая рука свободна. Но я прекращаю двигаться, лежу, тяжело дыша, слушая свою кровь, собираясь с силами перед следующим ходом.
Я думаю о том, как отец научил меня играть в сенет.
— Жрецы зачитают Списки, — жарко прошептал Аха на ухо Мересанк. — Ты станешь моей. Скоро.