Выбрать главу

— Не суетись, — сказал папа, когда мы выкатили мотоцикл «Урал», он же Мотя, из гаража. — Давай-ка для разогреву на Моте вверх по дороге и обратно. Я пока к колонке сбегаю, воды наберу. Нежнее со сцеплением, плавнее отпускай, сколько можно тебя учить!

— Не перепутай, — сказал папа, когда я вернулась и пересела в коляску. Он поставил мне в ноги канистру с водой и канистру с бензином. — Бензин под красной крышкой, вода — под синей. Бензину ты, конечно, не отхлебнешь, даже второпях, а вот воды в бак залить — запросто, я с тобой давно знаком. Остановись и понюхай, хорошо?

К специальным креплениям на Мотином боку он приладил длинную стальную жердь размером почти с меня.

— Ну, поехали, — сказал папа. — Ты готова? Тань, ты точно готова?

— Да, папа, — сказала я и опустила на глаза мотоциклетные очки. Мне казалось — я была готова.

Нас останавливали дважды — на прошлой неделе пропала четвёртая девочка и милиция выставила блок-посты на дорогах. Папа показывал офицерское удостоверение, я кивала, насупившись. Как подростку, мне полагались мрачность, замкнутость и недоверие к миру. Да, едем за грецкими орехами. Палка, чтобы их сбивать. Да, закончила школу в этом году. С серебряной. Нет, еще не выбрала, куда. Ростов ближе, да, но Краснодар красивее. Да, это мой папа. Люблю орехи. Нет, ничего подозрительного точно не видели. Спасибо, товарищ милиционер.

— Ты видишь? — прокричал мне папа сквозь шум двигателя, когда мы свернули с дороги и запрыгали по грунтовке к ничем не примечательной издалека группе деревьев. Я подняла очки и прищурилась.

— Вижу, — крикнула я, а сердце ёкнуло. Серая полупрозрачная воронка уходила в небо, медленно вращалась над деревьями, искрила на загибах. Я никогда ещё не видела настоящей воронки летума. И того, что её вызывало и кормило, там, под деревьями, под ветками и листьями, забросанного рыхлой землей, копошащегося насекомыми и личинками. Запах был ужасный — когда папа длинной жердью отодвинул ветки и обнажил неглубокую могилу, я не смогла совладать со спазмами, отбежала обратно к мотоциклу. Он пах успокаивающе — честным бензином, надёжным металлом, горячей пылью. Я подышала пару минут, но любопытство и ответственность пересилили ужас, и я вернулась, наклонилась рассмотреть.

Девчонка была мелкой, явно младше меня. Глаза и нос уже провалились и кишели червями, а над разлагающимся ужасным лицом золотились шёлковые волосы, прекрасные, не тронутые смертью. Я закусила губы и, чтобы не разреветься, стала читать в голове Цветаеву и умножать всё подряд на сорок два. Папа смотрел на меня внимательно и грустно.

— Еще раз отчитайся о поставленной задаче, — сказал он наконец. — Давай-ка сверим расписание полётов.

Я покачала головой — иногда сложно было понять, юмор это у папы или профдеформация.

— Я поеду по миру летума. Я буду быстра и осторожна. Я не буду пить их воду, только то, что привезу с собой. Я составлю карту местности, как ты меня научил, — я похлопала по пристёгнутому к поясу лётному планшету. — Я найду проход к убийце. Я посмотрю, узнаю и запомню, кто он. — Папа поднял брови, ожидая продолжения. Я вздохнула. — И не буду ничего делать сама. Я вернусь и расскажу тебе, и отдам дальнейшее в твои надёжные, зрелые руки, загрубевшие и поднаторевшие в подобных… Почему в таком случае нельзя просто милицию вызвать и пусть расследуют, я не понимаю.

— Таня, давай не будем опять спорить, — сказал папа устало. — Ты молодец и удалец, но тебе шестнадцать лет и еще учиться и учиться. Ты же понимаешь, что это очень опасно. И в нормальных обстоятельствах, — папа постучал себя по лбу, подразумевая черепно-мозговую травму, — я бы тебя сюда и близко не подпустил. Дома бы сейчас телевизор смотрела, а я бы был «на рыбалке». Ты поняла?

Я поняла. Папа расстегнул летнюю лётную куртку и достал из внутреннего кармана пистолет в потертой рыжей кобуре. Он ничего не сказал, протягивая его мне, но посмотрел в глаза так пристально и тяжело, что мне сразу захотелось встать навытяжку и звонко пересказать ему прекрасно усвоенные мною правила обращения с огнестрельным оружием.

Я достала из рюкзака портупею и ножны, всё застегнула и приладила, набросила сверху куртку, села на мотоцикл и завела двигатель. Папа стоял над мёртвой девочкой, закрыв глаза и сосредоточившись. Он поднял руки ладонями вверх, развёл их в стороны, с силой выдыхая — и воронка летума подчинилась, изогнулась в мою сторону, укорачиваясь, утолщаясь, как труба старинного граммофона, раскрывая мне свою тёмную сердцевину.

— Туда и обратно, — сказал папа гулко, открывая ярко-красные глаза без белков и зрачков. — Я буду открывать портал каждые десять-пятнадцать минут. Помни о разнице в течении времени. Для тебя это будет примерно раз в сутки. Удачи, дочка. Осторожно там. И не потеряй пистолет, он табельный.