Я осталась в тишине, растекаться по серому кожаному сиденью машины, которую так любила. Наверное, ничего в жизни я так сильно не любила. Ну, может только дедушку в детстве, давно, когда маленькой кудрявой девочкой сидела с ним рядом на диване в старой гостиной, а он не спеша читал мне «Волшебника из страны Оз», изображая разными голосами Страшилу, Льва и мышиную королеву.
На много миль вокруг не было ни одного дома, лишь пара проселочных дорог, но по ним редко проезжали машины. Я пыталась дотянуться до людей в них, пыталась угадать, кто они, по их внешнему виду, движениям, одежде, обрывкам разговоров. Это было интересно, но тяжело, чем дальше от точки, где физически находилось мое тело, тем тяжелее. Большую часть времени я пребывала в спокойном безвременье, которое никто не тревожил.
Солнце всходило и заходило над амбаром, лучи падали в проломы крыши, в них кружились пылинки, похожие на крохотные дневные звезды. Пошли дожди. Потом подморозило, но не сильно, река так и не замерзла. В амбар заходила лисица, обнюхивала машину, запах моего разложения был ей любопытен. Под старой гнилой соломой в углу зазимовали ежи.
По мере того, как моя мертвая плоть впитывалась в мою машину, я все отчетливее чувствовала ее вокруг, будто она становилась моим новым телом, стальным, алюминиевым, резиновым. Контур машины ощущался контуром меня самой — длинный капот, изысканный изгиб радиатора, мощное молчащее сердце двигателя. Сосредоточившись, я могла почувствоать и описать любую часть ее-себя, любую из тысячи своих деталей.
По весне поля до самой реки распахал трактором угрюмый старик-фермер. Я думала — он проверит амбар и навес и найдет меня, оба моих тела — страшный оскаленный труп в серебряном платье и блестящий серебряный кабриолет. Но он даже не подумал остановиться у старых построек.
Я смотрела на его желчное лицо, выцветшие прищуренные глаза под очками, дорогую и крепкую, хоть и старую, одежду. Он не носил обручального кольца. Работал быстро и без удовольствия. В кабине он держал маленький радиоприемник, который прокручивал между радиостанциями, стоило им начать передавать любую современную музыку, вроде Битлз или Роллинг Стоунз. Старик любил старые мелодии, довоенный джаз, любовные песни из тридцатых, когда группы назывались «дэнс-бэнд», когда Европу и Британию еще не протащило сквозь кровавое жерло второй великой войны, а сам старик был молод.
Наблюдая за ним, я решила, что он наверняка воевал, пожалуй, в пехоте, никогда не был женат, получил ферму в наследство и осел здесь, из года в год одиноко делая нелюбимую тяжелую работу.
— Сегодня ровно год с удивительного исчезновения двух молодых, красивых и влюбленных деятелей киноискусства, — сказала дикторша новостей из приемника, когда фермер убирал кукурузу. — Гай Орбс и Лена Марджери — взявшись за руки, они ушли в летнюю ночь и словно исчезли из нашего мира. Розыск не дал результатов, за целый год никаких следов так и не было обнаружено. Известная лондонская медиум мадам Агнес говорит, что специально входила в мир духов и не нашла там их присутствия. Самые безумные теории публиковались на прошлой неделе в газете «Сан» — от похищения инопланетянами до внезапной двойной амнезии. Так или иначе — Гай и Лена, если вы все еще здесь и слушаете радио, мы посвящаем вам следующую песню…
Синатра запел «По-моему». Мне очень хотелось послушать, я молила старика не переключать станцию, и когда его рука потянулась к колесику, я беззвучно закричала от разочарования. Реальность на секунду мигнула и я почувствовала, как возникла в кабине трактора рядом со стариком. И тут же развоплотилась обратно.
Он охнул, схватился за сердце, остановил трактор, полез в карман за нитроглицерином. А я спокойно, в тишине, дослушала песню, она принесла мне большое удовольствие.
Я надеялась, что Гаю в аду ее слышно не было.
Время субъективно.
Оно отмеряется событиями. Если их нет, то нет и времени.
Бывали зимы, когда река замерзала, но чаще всего — нет. Снег тоже выпадал нечасто и быстро таял.
Бывали лета, когда старый фермер сажал кукурузу, а бывали — что рапс. Я предпочитала рапс — поля цвели ярко-желтым веселым цветом, и на запах слеталось великое множество пчел, шмелей, мошкары и птиц, которые на них охотились. Это было интересно наблюдать.
Старый фермер перестал сам водить трактор и поля теперь пахали молодые наемные трактористы. По радио передавали новые песни — Стиви Уандера, группу Куин, а Аббу и Битлз — уже гораздо реже.
Один тракторист мне очень нравился — плечистый, сероглазый. Я за ним пристально следила, пыталась перед ним мелькнуть, может быть, направить его к себе, чтобы меня уже наконец нашли и вытащили из этого проклятого амбара, может быть, снова завели, сменили аккумулятор и резину, чтобы я могла помчаться по дороге, нагревая колеса, лаская гладкий асфальт…