Сил не осталось, и Вик сам не знал, каким чудом удалось удержать преимущество и пересечь черту первым. Вцепившись в руль, он продолжал катиться вперёд по инерции, а потом сзади раздался грохот, и тогда Вик затормозил и обернулся через плечо.
— Восьмой, — вслух сказал он, завороженно глядя на искорёженный велосипед и так и оставшегося в седле мертвеца. — Восьмой…
Истекала минута, а найти новый город на «и» упорно не удавалось.
— Набережные челны, — отыграл, наконец, Вик свой последний козырь.
«Засчитано. Минута пошла!».
На этот раз мгновенного ответа не последовало. Не последовало его и через полминуты, и через три четверти, и через пятьдесят восемь секунд.
— Никосия, — за мгновение до срока выдал ответ москвич.
Запас закончился, понял Вик. Одновременно у обоих. Ход противника был откровенно слабым — названный город заканчивался на две гласных, тем самым предоставляя противнику широкий выбор.
— Иерихон.
«Засчитано. Минута пошла!».
Перед полуфиналом вновь была неделя отдыха. Ставки на уцелевший квартет взлетели до небес. Шансы выживших смертников обсуждались по десяткам телевизионных каналов. Мнения экспертов заполонили Сеть. Предыдущие поединки каждого из четверых скрупулёзно, по секундам изучались тренерскими бригадами и аналитиками букмекерских контор. Цена билетов на полуфинальный поединок достигла баснословной величины.
Вик извёлся в ожидании жеребьёвки. Он считал оставшиеся часы, за ними минуты, и ему отчаянно хотелось взнуздать, подстегнуть медлительное, равнодушное время.
Противник, поджарый, узкоглазый парень из Токио, обменявшись с Виком рукопожатием, поклонился.
— Честь для меня, — сказал он.
Вик переступил с ноги на ногу и не ответил. Для него полуфинальный поединок не был честью. Предстояло убить или быть убитым, всё остальное было незначительным и неважным.
С японцем они стрелялись на револьверах, с завязанными глазами, на звук. На цыпочках перемещаясь по обнесённой пуленепробиваемым стеклом арене, Вик слышал, как колотится его сердце, и клял себя за тот грохот, который оно производило, раз за разом расшибаясь о рёбра.
Он уложил японца шестым выстрелом. Наповал — пуля угодила противнику в голову.
— Вот и вся честь, — вслух сказал Вик, сорвав с глаз повязку. — Извините, господа, если что…
— Неаполь, — вновь за мгновение до срока сделал ход москвич.
«Засчитано. Минута пошла!».
— Лиссабон, — мгновенно ответил Вик.
«Засчитано. Минута пошла!».
Он выдохся, выдохся, выдохся, напряжённо думал Вик в ожидании ответа. Усталость туманила голову, мысль о том, что противник выдохся, вытеснила все остальные и превратилась в навязчивую идею. Неужели победа близка? Время шло, умирали мгновения, ответного хода не было. Вот уже осталось десять секунд, пять, три, одна…
— Наманган.
Вик почувствовал себя так, будто пропустил кладущий прямой в лицо. Москвич нашёл город, заканчивающийся на «и». А может, и не нашёл, может, держал в запасе и ждал, пока противник расслабится.
«Засчитано. Минута пошла!».
Сосредоточиться! Сосредоточься же, ублюдок, урод! Назарет — было. Ньюкасл — было. Находка, Ньюпорт, Нью-Йорк. Было, было, было. Полминуты. Нерчинск — было. Новороссийск — было. Новочеркасск — было. Пятнадцать секунд. Десять. Пять. Нюрнберг — было. Нагасаки — было. Три секунды. Городов не осталось. Две. Одна. Будь ты проклята, буква «Н»!..
— Эн, — выпалил Вик. — Город Эн!
Электронный арбитр мигнул оранжевым. Вскочил на ноги и замер, затаив дыхание, противник. Вик застыл в кресле. Он ни о чём уже больше не думал, а попросту ждал разряда, который сожжёт сердце.
— Внимание, — донеслось до него. — Такого города на Земле нет. Вместе с тем, словосочетание «Уездный город N», обозначающее провинциальный захолустный городишко, часто встречалось в произведениях русских классиков. Чехова, Гоголя, Достоевского, Тургенева, Ильфа и Петрова. Итак, — ведущий выдержал паузу, — это даёт нам основание считать город N условно существующим! Ответ засчитан. Минута пошла!
Вик плохо помнил, как она истекала, эта минута. Мысли путались, смешивались, сплетались друг с другом, а потом мигнуло вдруг красным, и ещё раз, а секунду спустя красным стал весь экран.