Никифоров затормозил, включил указатель поворота, но вместо того, чтобы сворачивать к автоцентру, поехал прямо. «Зачем? — спросил себя. — Чего я от нее хочу?» И в эту же минуту почувствовал, что освобождается от тяжести, которая угнетала его.
— Вы как чеховский герой, — сказала Полетаева. — У них, кажется, тоже так дело делают, а при этом думают, что ничего не изменится.
— Нет, те были умнее своего времени.
— А вы? Умнее или глупее?
— Мы-то как раз сильнее своего времени. Не лучше и не хуже, а просто сильнее. Поэтому и не знаем, чем еще, кроме дела, нужно заниматься. Теперь нету таких понятий о человеке — «лучше» или «хуже».
— Мы проехали поворот, — заметила она. — Может, поедем дальше? Просто прокатимся… Когда еще у меня будет такая возможность?
Миновали развилку, кирпичный домик поста ГАИ, патрульный автомобиль. Инспектор с косой в руках стоял посреди крошечного газона. Он со скукой взглянул на них, отвернулся, потом живо повернулся обратно и проводил машину пристальным взглядом.
— Все дела, дела, — сказала Полетаева. — Надо жить — вот и все. Любое дело — это еще не вся жизнь.
— Тем более ремонт машин, — сказал Никифоров.
— Но от вас исходит, что вы человек власти, вы знаете, чего хотите. А я вот не знаю…
— Я тоже не знаю, — ответил он. — Порой смотрю на своего Василия и не понимаю: откуда он пришел? Когда я его не вижу, мне страшно за него, вдруг с ним что-то случится… Когда я с ним, я, наверное, счастлив. Вот и весь смысл жизни.
— Да, может быть, вы правы, — сказала она. — А что делать тем, у кого нет детей?
— Поскорее заводить. — Вспомнил, что она разведенная, и смутился, словно сказал бестактность.
Дорога вошла в лес. За обочинами в высокой траве поблескивала солнцем вода. От кустов и елок падали короткие тени.
— Куда мы едем? — спросила она.
— Едем, и все.
— Вот и хорошо. А когда станет неинтересно, мы вернемся.
Показалось, что она как будто предостерегала его, чтобы он не обманывался насчет этой поездки, а может, вместе с ним предостерегала и себя. Или пыталась предостеречь. В ее словах «мы вернемся» Никифоров не услышал уверенности. Скорее всего это был обычный женский призыв к благоразумию, к которому мужчины остаются глухи, понимая как просьбу действовать энергичнее.
Увидев узкий съезд на лесную дорогу, Никифоров свернул с шоссе. Полетаева смотрела на тонкие высокие березы, окруженные ельником и лещиной. Машина царапала глушителем сухую каменистую гряду между широкими колеями. «Жигули» шли ползком. Никифорову пришлось наехать левыми колесами на гряду, оставив правые внизу в колее. Скрежета под днищем не стало, но машина сильно накренилась вправо, задевая бортом траву.
Полетаева отодвинулась от двери.
— Не бойтесь, пройдем, — сказал Никифоров.
Лес понемногу отступал, появились круглые лужайки. За деревьями мелькнуло небо, и затененный лесной коридор вывел на большую поляну.
— Кажется, приехали, — сказал Никифоров.
Полетаева удивленно посмотрела на деревянную картографическую вышку с полуразобранным полком и заросшими кипреем опорами, на лес и, улыбнувшись, вышла.
Она с ожиданием поглядела на него. Никифоров засмеялся и полез на вышку.
Оттуда было далеко видно лес и поля, и то, что ушло, стало сном: на карнизе маленькой красной колокольни с безмятежной грустью гуркают голуби; мальчик сунул в рот два пальца и засвистел, замахал свободной рукой; захлопав крыльями, голуби нехотя взлетели…
Внизу на поляне шла женщина в синей джинсовой юбке и красной кофте с короткими рукавами. Ее темные волосы были заколоты на затылке красной заколкой, и, когда она наклонялась, заколка блестела. Из-под ее ног взлетали синекрылые кобылки и зеленые кузнечики. Никифоров стоял на вышке, смотрел, как женщина срывает высокие ромашки, нивяники, складывает цветок к цветку. Далеко над деревнями плыли маленькие облака, похожие на белых зайцев.
— Что вы там увидели? — крикнула женщина.
Он улыбнулся.
— Слезайте оттуда! — засмеялась она. — Не думаете же вы, что я вас туда загнала?
— Думаю, — ответил Никифоров и спустился.
Она стояла, положив букет на сгиб левой руки. «Так держат ребенка», мелькнуло у него.
— Ну, показывайте, что собрали, — сказал Никифоров. — Запомните, это нивяник. Не просто ромашка, а нивяник. У каждою цветка есть свое имя.
— А для меня это ромашка, — возразила она.
— Нет, это нивяник. Ромашка не такая. — Он огляделся. Рот! Видите, насколько меньше. У нивяника на стебле один цветок, а у пиретрума сразу три. И листья совсем разные.