– Нетушки! Пусть тебе Ирина готовит! А я гулять пойду… С молодым человеком!
Телефон в кармане ее халата как по волшебству зашелся соловьиной трелью. Она обомлела. Отвечать? Не отвечать? Весь ее пыл, вся храбрость улетучились при виде имени на экране. Если бы не ревность, не задетое самолюбие, не ущемленная гордость, она бы предпочла сбросить звонок.
– Алло?
– Я уж думал, ты не возьмешь трубку, – произнес на том конце связи бархатный мужской голос. – Не мил я тебе? Так и скажи. Не буду набиваться.
– Нет, что ты… – растерянно пролепетала Аня. – Я просто… я волосы сушила! После душа…
У нее в голове пронесся ураган противоречивых мыслей.
– Давай встретимся, – предложил Дмитрий. – Ты этим вечером свободна?
Аня посмотрела на часы, которые висели на стене кухни. Стрелки приближались к шести. Быстро время пролетело! Она и не заметила.
– Сколько тебе нужно на сборы?
– Ну… не знаю…
– Полтора часа хватит? Тогда я жду тебя у метро, где мы расстались, – не дожидаясь согласия, проговорил Дмитрий. – Помнишь?
– Василеостровская…
– До встречи, милая!
Он отключился, а девушка застыла с прижатой к уху трубкой. Сердце ее бешено колотилось, ноги подкашивались от волнения. Инстинкт самосохранения предупреждал Аню об опасности. Что ей известно об этом парне? Да ничего!.. Но обида и ревность толкали ее в объятия красивого незнакомца…
Ирине снился странный и запутанный сон. Они с Ильей гуляют по набережной под дождем. Призрачный свет фонарей размыт в тумане. Отчаянный женский крик заставляет Илью остановиться.
– Ты слышала?
– Это утопленница, – стуча зубами от холода, говорит Ирина. – Она нас заманивает.
– Куда? Зачем?
– Лучше нам не знать!
– Я спущусь, погляжу, что там у берега…
– Не надо! – Ирина хватает его за руку и умоляет не подвергать себя опасности.
Но Илья только смеется в ответ. Он как всегда бесстрашен и неоправданно беспечен. Он спускается по ступенькам к воде и… исчезает.
– Ты где? – кричит Ирина, вглядываясь в клубы тумана внизу. – Илья! Эй! Отзовись!
Звук бултыхнувшегося в реку тела приводит ее в ужас. Неужели, мертвая девушка увлекла Илью за собой на дно? Но ведь… ее выловили! И увезли в морг!
– Я сама видела, как ее труп в пластиковом мешке несли на носилках…
– А мешок-то без дна! – проговорил кто-то у нее над ухом.
Это был горбун. Тот самый Корней, который хотел убить их всех! Однако они живы, а подозрения к делу не пришьешь. Да и подкрепить их нечем. Закон не учитывает «тонких материй», и в этом его несовершенство. Каким-то чудом Илья сумел предотвратить трагедию. Все это было смутно, непонятно. Таким и осталось по сей день. Ирина не допытывалась, а он помалкивал.
– Мешок без дна! – повторил горбун, глядя на нее из-под кустистых бровей. Его зрачки мерцали красным, словно у черта. – Паршивая штука! Что ни клади, пропадет.
Где-то Ирина уже слышала эти слова. Ах, да! Так называется фильм, который снимали в особняке Брусницыных.
– Не ходи туда! – кричит она, но Илья не слышит. – Туда нельзя!
Горбун заливисто хохочет, приседает от смеха, хлопая себя по коленкам.
– Убирайся туда, откуда пришел!
– И не подумаю, – хорохорится Корней. – Самая потеха начинается! А я обожаю зрелища.
Ирина бежит куда-то, не разбирая дороги. Горбун гонится за ней. В реке плещется утопленница, машет русалочьим хвостом, завывает на все лады.
– Ну, вот и приехали, – горбун хватает Ирину за руку и разворачивает лицом к себе. – Остановитесь, дамочка. Умение вовремя остановиться спасает жизнь.
– Пусти!
Корней размахивает в воздухе ножом, на лезвии – кровь. Густые капли стекают ему на рукав. Ирина замирает и оглядывается.
– Узнаешь это место? – кривится горбун. – Мы в заброшенном саду Брусницыных. Задний фасад дома выглядит ужасно. Два эркера, каркас оранжереи… железная лестница ведет на крышу. Хочешь подняться?
Угрюмые очертания особняка вызывали у Ирины безотчетный страх.
– Н-нет…
– Тогда, может, залезем через окно? Я тебе помогу.
Его улыбка была похожа на зловещий оскал. Глаза сверкали в сумерках. Ирина дернулась в попытке высвободиться. Но горбун держит ее крепко.
– Куда же ты? Мы так не договаривались.
– Я с тобой ни о чем не договаривалась! – вспылила она. – Убирайся прочь!
Он укоризненно покачал головой.
– Нехорошо оскорблять убогого, не по-человечески. Вдруг, я обижусь? А у меня – нож в руке! Перережу тебе горло в состоянии аффекта, и вся недолга…