Феликс остался стоять рядом с ее стулом, пока Виталий Викторович торопливо набирал номер телефона. Радмила беспокойно ерзала, терзаясь от близкого присутствия Ипатова-младшего.
— Алло, Леночка? Это Виталий Ипатов беспокоит. Ласточка, можешь сейчас к нам подняться? У нас тут очередная кандидатка для «ОптикЛайф». Ага, еще один глазастик. Но меня грызут сомнения в отношении этого глазастика. С глазами-то у нее все прекрасно, но вот внешность… Понимаешь? Поднимешься? О'кей, жду тебя, ненаглядная.
В кабинете наступила тишина. Виталий Викторович мрачно смотрел на Феликса, тот — в окно, а Радмила — в никуда.
Ей ужасно хотелось домой, в свой тихий мирок, нарушаемый лишь звуком телевизора. Если бы она не опоздала на автобус, то не встретила бы этого кошмарного Феликса и его не менее кошмарного папочку. Сейчас бы сидела дома одна-одинешенька, грызла сухарики и смотрела кино. Все было бы как всегда…
За дверью послышался стук каблучков. Дверь распахнулась и в дракуловском кабинете показалась кошка. Женщина-кошка. С раскосыми горящими зелеными глазами; личиком-сердечком; короткими рыжими кудряшками, из-под которых выглядывали острые вытянутые ушки; с гибкой фигуркой, обтянутой трикотажным платьем а-lа шкура гепарда. Все было мягким и плавным. Ее хотелось нежно погладить по спинке.
«Однако как интересно получилось: в одном офисе одновременно оказались женщина-кукла, женщина-кошка и женщина-дура. Целая коллекция». У Радмилы ядовитый смех булькнул в горле. Она поспешно зажала рот ладонью.
— Ах, Леночка! — Виталий Викторович взвился со стула. — Наконец-то! Посмотри, с этим можно что-нибудь сделать?
Раскосые глаза с голодным кошачьим блеском уставились на Феликса, и Ипатов-старший поспешно уточнил:
— С этим безобразием.
Раскосые глаза мгновенно потухли и сместились на Радмилу. Та вскочила со стула, бурля от ярости:
— Это безобразие уже уходит.
Стоявший позади Феликс молча положил ладони ей на плечи и припечатал обратно к стулу. Радмила захлебнулась собственным горьким возмущением. Руки Феликса остались лежать на плечах, совершенно парализовав. Причем не тело, а мозговую деятельность.
Женщина-кошка приблизилась к Радмиле. Личико-сердечко сделалось задумчивым. Леночка дотронулась до волос Радмилы, чему-то или кому-то кивнула, повертела голову Радмилы из стороны в сторону. Еще раз кивнула и вынесла окончательный вердикт:
— Прекрасный исходный материал. Отличная табула раса. Первосортное сырье.
Сырье? Табула раса? Исходный материал?
Радмила раскрыла рот. И закрыть его не смогла.
— Ты думаешь, все можно исправить? — В голосе Виталия Викторовича звякнула несмелая надежда.
— Несомненно. — Леночка пожала плечами и бросила пламенный взгляд на Феликса. — Отдайте девушку в мои руки, и вы ее не узнаете.
«Ни в коем случае!» — Радмила прокричала про себе, оставаясь сидеть неподвижно, с открытым ртом.
— Вот видишь, отец, как все славно получается. — Феликс отдалился от Радмилы и уселся в кресло.
— Это и беспокоит, — буркнул Виталий Викторович. Он побарабанил пальцами по столешнице. — Ну ладно. Попробуем поработать с этим глазастиком. Все равно выбора как такового нет.
— Вы забыли кое-что спросить. — У Радмилы наконец прорезался голос — тихий, слабенький, едва слышимый.
Виталий Викторович посмотрел на нее как на привидение: испуганно и изумленно, а затем грозно нахмурился:
— Что спросить?
— Согласна ли я.
Выражение лица директора стало диким, Феликс же расхохотался в голос, закрыв лицо руками, а Леночка по-кошачьи фыркнула.
— Драгоценная вы наша, этот вопрос задают в загсе, а не на кастинге. — Виталий Викторович слегка побагровел. — Вас хотят сделать звездой, и не вздумайте нам препятствовать.
— Можете, Радмила, рассматривать это как угрозу, — прохрипел сквозь смех Феликс. — Мой папочка слов на ветер не бросает. Так просто вы уже от нас не отделаетесь.
— Именно. — Виталий Викторович поднял вверх указательный палец. — Извольте, милейшая, подчиниться обстоятельствам.
Радмила грустно посмотрела на старшее обстоятельство, потом на младшее, напоследок на кошачье и вздохнула.
Хуже день закончиться уже не мог.
3
— Вы пришли, — увидев Радмилу, констатировала Леночка, затушив длинную сигарету, и поднялась из глубокого кресла. — Признаюсь, у меня были сомнения на этот счет.