— Знал… — эхом повторила я, вглядываясь в его лицо. В нём было что-то неправильное: исчезла жемчужная прядка, не видно было Ириса, да и взгляд тёмных, как смоль, глаз, был на грани сумасшествия.
— Бенедикт мёртв? — спросил он. При свете свечей его лицо казалось застывшей маской. Вздёрнутые манжеты его рубашки позволяли видеть его смуглые, мускулистые руки, а расстёгнутый воротник — грудь и шею, казавшиеся почти черными в играющем тенями свете. Пламя свечи в глазах не отражалось.
— Мёртв. — тихо подтвердила я, прищурившись и ожидая его реакции. Если бы не его лёгкая удовлетворённая улыбка, может я и не подалась бы вперёд и не увидела бы меч Некроманта. И новой темнеющей засечки, означающей, что меч совсем недавно унёс жизнь. Дыхание остановилось. — Кто может пользоваться этим мечом?
— Только гравис. — появившаяся странная кривая усмешка подтвердила всё окончательно.
Когда умер Бенедикт, я не справилась с эмоциями, и по какой-то причине они превратились в смертельное оружие. Ярость, печаль, насмешка, нетерпение, страх, истерика, спокойствие. Чувства сменяли друг друга, словно по щелчку, разлетались пулемётной очередью. Воздух вибрировал, каждая новая смена настроения была как пощёчина. Вылетающие наружу от взрыва окна, звон битого стекла, сеть трещин, покрывающая пол, гул металлических частей мебели и резонанс меча в руке. За всё это время Север не сдвинулся с места, казалось, жили лишь его глаза, да волосы, что трепал ветер.
На ощущении спокойствия я отвела руку с мечом в сторону и рванула к Севу. Звон столкнувшегося металла был как писк прибора, показывающего остановку сердца. Обратного пути больше не было.
Мы отпрыгнули в разные стороны и на мгновение остановились, приглядываясь друг к другу.
Он был Тьмой. Абсолютной, без просвета. Я не понимала, как раньше не замечала этого: у него не было ничего святого, его не сдерживала ни мораль, ни совесть. На эту секунду я стала им, догадалась о всём, что им движет, поняла, но не приняла.
Новая смена настроения, теперь уже это холодный расчёт, осколки на полу непрерывно звенели, я снова атаковала, но когда тёмное лезвие резануло по щеке, с ног до головы окатила ярость берсерка.
Я пыталась загнать её обратно, успокоиться, даже остановилась посреди боя, но тщетно. Голова раскалывалась от боли, мелькали смутные образы, как в бреду, бросало то в жар, то в холод, и с каждой секундой становилось всё хуже: хрупкая телесная оболочка не выдерживала бушующей бури двух противоположностей. Как невовремя…
Последним рывком сил я распахнула глаза, Север стоял на коленях, отчаянно сопротивляясь тому аду, что творился вокруг.
Хаос лишь усиливался, на мгновение, в точке затишья, я поверила, что всё кончилось, но браслеты-ограничители на руках брызнули осколками. Ветер взревел, от количества энергии потрескивал воздух, секунда остановки перед штормом, и браслеты на ногах стекли расплавленным воском. Щёлкнул артефакт Ясара, распадаясь на две половики, змеёй соскользнул Атэр вместе с Арием.
Это была свобода. Полная без ограничений.
И в этой свободе ненависть была главным чувством. Я шагнула вперёд, безумие, творящееся снаружи, не шло ни к какое сравнение с тем, что творилось внутри. Отвела клинок над склонившимся, тяжело дышащим Севером, и с чувством сладкой мести вонзила меч в сердце.
— Нет! — от крика сорвало связки.
— Да! — руки провернули меч, оттолкнувшись ногой, я рывком вытащила меч и встряхнула. Тёмные капли сорвались вниз, секунды растянулись в вечность.
Теперь ярость и ненависть были направлены на саму себя. Никогда я ещё так не хотела отсечь часть себя и растоптать, сжечь, уничтожить, чтобы ни кусочка не осталось, ни атома. Липкий ужас от сотворённого, я разрывалась на две части, а Север, в последние мгновения своей жизни не сдался, его не остановила ни выплёскивающаяся толчками кровь, ни покидающие вместе с ней силы.
Меня отшвырнуло в стену, за спиной что-то хрустнуло, в затылок вломилась каменная стена. Бушующий ад на мгновение прекратился, Север, бледный и окровавленный, без выражения встретил мой взгляд, и медленно повалился.
— Сев… — я протянула у нему руку, когда темнота, потихоньку, от кончиков пальцев, подобралась к голове. — Не смей умирать…
Пустота…
Остаётся лишь она, когда отбирают самое главное, самое ценное, что было у меня, — память…
Это последняя мысль, перед тем, как забыть всё…