Паладинка только фыркнула.
- Ты мне это постоянно напоминаешь, но больше ничего вспомнить не можешь.
- Просто этот монолог был самым запоминающимся. Могу припомнить еще лекцию на тему 'Как поладить с Лилит', совет обкуриться перед схваткой с Джокером, заявление, что в облике Патриджа я выгляжу противно... Ах да, еще ты говорила, что похожа на компьютерную мышку!
- Я не говорила этого! - возмутилась девушка.
- Говорила-говорила, - ехидно ответил он, - Сразу после того, как я самым романтическим образом отыскал тебя на дне...
- Я говорила это с сарказмом. Совсем как 'Тогда я балерина', - уверено ответила она и показала мужчине язык.
Чезаре напустил на себя показной, театральный пафос.
- Вот так вот, - 'печально' вздохнул священник, - Живешь, понимаешь, в чужой стране, под чужим именем, втайне от всех, а стоит впервые за шесть лет открыться другому человеку, как что слышишь в ответ? Сарказм! А потом и вовсе оскорбления на расовой почве...
Итальянец столь 'сокрушенно' покачал головой, что казалось, она сейчас отвалится.
- А я что, виновата, что из тебя японец, как из меня - компьютерная мышка?
- Я приму это за комплимент, - хохотнул Чезаре, - Кстати, помнишь наш разговор про беспалевность в беседке?
С этими словами он выразительно посмотрел на свою руку, самым предосудительным образом придерживавшую ее за бедро.
- Если честно, от меня ускользнул смысл отдельных слов и целых предложений, - хихикнула девушка, прикрывая рот ладошкой, - Я больше поцелуи запомнила.
- И это я тоже приму за комплимент, - ухмыльнулся он и огляделся, - Кстати, тебе не кажется, что студенты перестали нас постоянно смешить?..
Послушница подозрительно прищурилась:
- Ты на что это намекаешь, старый развратник?
- И вовсе я не старый, - возразил священник, - А намекаю я... вот на что.
Прокомментировать шесть лет разницы в возрасте у Марии не было никакой возможности. Вместо этого она прикрыла глаза, отвечая на поцелуй, и крепче сжала объятия. Возможно, даже чересчур крепко: будь Чезаре немного слабее, и это было бы даже болезненно. Мария была сильна, и даже более чем. Что, впрочем, не удивляло. Но несмотря на всю силу сигма-зомби и всю выучку паладина, она оставалась хрупкой. Нежной. Как цветок, у которого есть шипы, чтобы защитить себя, но который легко сломается от чьей-то слишком грубой хватки.
Сейчас ей, впрочем, это не грозило. Сейчас Чезаре обнимал ее крепко, но при этом бережно. Так, словно хотел закрыть ее своим телом от всего мира.
Ну, и насладиться моментом - куда же без этого?..
Войдя в общий зал с Соней, Тадеуш оглядел зал и чуть улыбнулся:
- Кажется, веселье уже идет вовсю, не находишь, пани Соня? - он посмотрел на свою даму и подмигнул.
- Не то чтобы, - ответила она, - Кажется, народ только подтягивается.
В этот момент Кристиан помахал им рукой и телекинезом отправил в их сторону несколько колбасных канапешек. Двоедушник протянул одну из них Соне, но та только отмахнулась:
- Да нет, спасибо. Я что-то наелась.
Тадеуш понимающе кивнул и оставил угощение на ближайшем столе, после чего внимательно посмотрел на девушку, явно думая о чем-то своем. Перехватив трость, в образе которой он носил нынче протез Джейка, и заведя её на секунду за спину, он сказал:
- Вы очаровательны, пани Соня... Если позволите... - и Сикора, переложив трость на локоть, протянул колдунье свежий цветок, в котором знаток бы узнал фиолетовый крокус.
Девушка мягко улыбнулась, осторожно выглядывая из-за собственной чёлки.
- Спасибо.
- Он очень тебе идет, - добавил двоедушник.
- Куда он идёт, я же его ещё даже не решила, куда закрепить? - неловко рассмеялась она.
Сикора улыбнулся и мягко, даже нежно положил свою руку поверх ладошки Сони, сжимавшей цветок:
- Он лишь подчеркивает вашу красоту, пани Соня... Вопрос только в том, какую её грань вы желаете подчеркнуть.
- Я слушаю ваши предложения, - гордо вскинув подбородок, произнесла Дьявол.
Тадеуш, не выпуская руки Старки, направил цветок немного за голову девушки, второй рукой завивая её волосы на макушке в локоны, которые должны были зафиксировать стебель. Как только локон получился, Сикора аккуратно вложил в него стебель, позволяя волосам обхватить цветок, после чего чуть отстранился, оценивая, насколько хорошо крокус смотрится, будто бы смущенно выглядывая из-за виска Сони.
Вообще, логичнее было бы сделать шаг назад, но поляк отчего-то не стал этого делать; вместо этого его руки плавно опустились на плечи девушки, лишь слегка коснувшись её щек по пути.
Шаг назад сделала уже сама Соня, сразу развернувшись к нему затылком.
- Не смущай меня, глупый двоедушник! - как-то чересчур эмоционально отреагировала она.
Тадеуш слегка улыбнулся и обошел ее, заглядывая в красное, как вареный рак, лицо. Он понимал, как ей тяжело. И понимал, что не может больше молчать. Тихо, едва слышно, он прошептал:
- Я... люблю вас, пани Соня... - Сикора внутренне выдохнул, готовый к чему угодно. Даже к тому, что его тело сейчас придется отскребать от стенки.
Соня неожиданно рванулась в сторону и, замахав руками, закричала:
- Как ты можешь говорить такое? Глупый-глупый-глупый двоедушник!
- Да, глупый. Да, я многого на этом свете не понимаю, но...
Тут Тадеуш понял, что слов-то у него собственно и нет, так что он просто подошел и, приобняв девушку, прижал её к себе. Без принуждения, как будто самими движениями давая понять, что не собирается держать её силой...
- Знаешь, что, - сурово произнесла она, поджимая губы на паузах, - Я иду обратно в свою комнату.
Вывернувшись из объятий, она направилась к выходу.
- Не вздумай за мной идти.
Выдохнув, Тадеуш решил все-таки сделать шаг следом за Соней, прекрасно понимая, что, если та дойдет до выхода, то в лучшем случае все придётся начинать сначала. Он заметил каверзную улыбку и характерный жест Криса за мгновение до того, как девушка вдруг будто запнулась о воздух и начала падать. Чуть-чуть ускорив свою реакцию, он кинулся к ней и перехватил у самой земли.
- У тебя сегодня был тяжелый день, - сказал он, - Может, стоит скрасить его хотя бы этим балом?
В его голосе не было ни тени насмешки или сарказма; Тадеуш просто хотел дать понять Соне, что он искренне беспокоится за нее и хочет помочь. Впрочем, если она могла видеть души, то вполне могла бы увидеть и это мягкое, теплое желание уберечь и защитить. Во всяком случае, Сикора очень на это надеялся.
- И каждую секунду думать о том, что ты сказал? - спросила Соня, отцепляясь от Тадеуша и оправляя платье резким движением, - Ну уж нет, спасибо. Завтра я выполняю свою часть контракта, и на этом мои дела с тобой закончены.
Слова Сони хлестнули его, будто плети. Казалось, он физически ощутил, как они вонзаются в сердце и проворачиваются, подобно кинжалам. Хотелось выть волком, не обращая внимания на окружающих его людей. 'Больно... как же... больно...' - мелькнула на границе сознания мысль. Хотелось прямо здесь выпрыгнуть, покинуть это тело и нестись, очертя голову, подальше от этой боли, из-за которой слезы вот-вот грозили навернуться на глаза. А ведь избавиться от этой боли было так просто... надо было просто убить в себе любовь. И тогда... ничто не будет обременять его существование.
Но именно такой путь выбрал Джейк - человеческая душа, которая не хотела плакать от боли. Человеческая душа, убившая в себе любовь. Человеческая душа, ставшая демоном. Теперь Сикора понимал - пусть Соня и переживает трансформацию в дьявола, пусть она и мучается от этого неестественного процесса - пока она способна любить и пока способна терпеть боль от того, что любит, она не перестанет быть человеком. И он, душа, которая никогда не должна была стать человеком, понял это и принял это. Дух, никогда не ведавший, что он не человек, дух, который просто верил в то, что он - человек, казалось, только сейчас понял, что это значит на самом деле - быть человеком. 'Господи, не знаю, слышишь ли Ты меня, - мысленно взмолился Тадеуш, - не знаю, есть ли Тебе хоть какое-то дело до нас, никогда не бывших в твоей пастве. Ты видишь своих агнцев, овладевших силами за границами нашего понимания. Они столько добились, так далеко зашли... но, Господи, как же нам всем порой не хватает... чуда!'