- Кабу, - подтвердил Кабу, кивнув головой.
Почесывая мяч за ухом, Тадеуш покосился на Светлану, все так же караулившую 'кошака' у подножия каната.
- Феликс, тебе еще с ней играть в одной команде!
- Да я не то чтобы против. Я очень даже за. Всеми руками за, - ответил тот, ещё крепче вцепляясь в крюк, - Вот Светусик отчего-то против.
- Я против? Я не против! - рыкнула 'Светусик', после чего ее голос стал опасно сладким, - Слезай. Поиграем. Да-а-а.
- Да, они определенно отличная команда, - Тадеуш взял Кабу на руки, - Любишь чеканиться, Кабу? - с хитрой улыбкой спросил он.
- Ка-абу!
- Я сразу предупрежу, его очень сложно чеканить, - прокомментировал Эрл.
И вправду: если в первый раз Кабу приземлился, как положено мячу, то во второй нагло уцепился за ногу Тадеуша. И в тот же самый момент в зал вошли еще две девушки.
- Это чего это вы тут творите? - спросила одна из них, мускулистая брюнетка неформального вида, - Вам делать нечего, как на классы таскать свои придумки?
- Да ладно тебе, Элли, ты только посмотри, какой он миленький! - умилилась её подруга, отличавшаяся выдающимися... достоинствами.
- Кабу - это мяч для бунтарьбола, - пояснил Эрл.
- Да, если наша школа так хочет косить под Хогвартс, то нам нужен свой собственный спорт, - согласилась Светлана, отвлёкшись от попыток скинуть Феликса с каната.
- Вот как, - задумчиво ответила Элли, - Ну, лады, но я в этом не участвую. И вообще, с чего это им приспичило вместо военно-полевых учений устроить соревнования по этому вашему лохоболу?
- Не смей называть его лохом, Элли! - возмутилась её спутница, стягивая мячик с ноги Тадеуша. В следующую секунду она чмокнула Кабу в пузико.
- Давай лучше переименуем эту игру. Будет не бунтарьбол, а няшкобол!
- Ка-а-абу! - поддержал идею Кабу.
- Ему нравится... да и я не против, - согласился Феликс, осторожно спускаясь по канату, - Решено! А победитель в матче будет называться няшкой.
- Тогда я тем более не участвую, - покачала головой Элли, а затем, глупо хлопая глазами, уставилась на Феликса, - Э-э-э... никогда не видела няшные смайлики в жизни. Больше не корчи такую рожу.
- Пани, но без вас не получится равных команд, - заметил Тадеуш, - И потом, пани Чанг намекнула, что навык игры с этим мечом может нам вскоре пригодиться.
Спохватившись, он торопливо представился.
- Элли Хатунен, нано-интеллект, - представилась девушка, - Так возьмите уже того дылду Эрла, как раз три равных команды получится.
- Ты бука, Элли, - резюмировала её подруга, - А меня зовут Хлоя Фьюри, ведьмин мох. Кста-а-ати! - протянула она, - А давайте называть проигравших буками?!
- Ка-а-абу! - внёс на обсуждение предложение Кабу.
- Тогда лучше бяками, - рассмеялся Сикора, - Это созвучнее с няками. А Эрл у нас первый на роли судьи - мы планировали рокироваться, чтобы каждый успел и поиграть, и посудить... Ну что, начнем, панове?
- Говорят, мы бяки-буки, ка-а-ак выносит нас земля? - пропела по-русски Светлана, подходя к сетке, - Монетка есть?
- У меня есть, - сообщил Эрл, - Кстати, сейчас мы можем тренироваться в правильном составе: в бунтарьболле члены команды должны быть разнополыми. Это... в общем, имеет значение.
- Бли-и-и-ин, - протянула Хлоя, - А я хотела с Элли быть в одной команде...
Она резко оживилась.
- Элли! А давай ты быстро сбегаешь к Фрее и сменишь пол?
- Я уже тысячу раз говорила, НЕТ!
- Боже... я просто обожаю эту парочку! - умилился Феликс.
- Ка-абу! - подтвердил Кабу.
- Давайте уже кидать, - фыркнула Светлана, - Орел!
- Решка!
Вокруг были горы. Никаких лишних людей, как обычно: только несостоявшееся будущее Японии и его отец. Мальчик в белых одеждах с чистыми зелёными глазами, напоминающими два искусственных озера, какие обычно располагают перед храмами, смотрел на стрекозу, что разбилась об камень. Его отец - Одариги - проверял зачем-то породы на отвесной скале, немного отвлёкшись от остального.
- Она умерла? - спросил мальчик, не отводя внимательного взгляда.
Одариги повернул голову, но не понял вопроса. Он подошёл ближе, чтобы иметь возможность проследить за взглядом.
- Да, - был ответ, - Пришло её время.
- А... когда я вырасту, что будет с остальными, кто сейчас взрослый?
- Они постареют, - был спокойный ответ.
- А потом?
- Умрут, - Одариги повернул голову, снова глядя на скальную породу, которую расковыривал до того. Он уже понял, что этот разговор закончится в лучшем случае слезами. К сожалению, после облучения Рю слишком отставал от сверстников. Но хуже того было совсем иное. Он не годился в политику. И даже в солдаты Одариги не представлял, как его вырастить. Этот мальчик был слишком постоянен и мягок. Для Кику он представлял собой слишком умильное зрелище: один он мог часами наблюдать солнечные лучи или заниматься ещё чем-то далёким от тех ужасов, которые она видела на работе и которые её заставили пережить ублюдки из чиновничьего аппарата. Но на поприще подготовки и обучения... с ним были одни проблемы, и казалось, что он так ничему и не научился толковому, что сделало бы его ценным самураем или лидером. Близкие товарищи Одариги, которые знали о происхождении Рю, навязчиво советовали избавиться от дефектного амагуса без будущего, ещё когда стал ясен побочный эффект дара. Одариги резко отвергал эти предложения. Нельзя было сказать, что он любил Рю. Он даже не относился к нему как к сыну. Но что-то в нём не желало избавиться от жертвы этого эксперимента. Какое-то странное упрямство, некое убеждение, что человека нельзя бросать после того, как он полностью доверил тебе свою жизнь, судьбу, память... Ни за что нельзя. Он в это верил. Как и верил в то, что старое величие Японии нельзя утопить в сигме. Это было частью его жизни, его сущности, его природы. Маленькая вера в то, что нельзя избавиться от Рю за то, в чём он не виноват, была частью большой веры в Японию и идею возвращения былых принципов управления ею. Если бы Одариги уступил в этой маленькой вере, размером с горчичное зёрнышко, то он бы потерял что-то большее. Его большая вера бы рассыпалась в прах по этим, казалось бы, ничтожным зёрнышкам, как только выпало бы одно. Таков человеческий дух, что он требует цельности. Когда-то будущий самурай прочёл это в какой-то китайской книге. И сделал это частью своих убеждений, точнее - своё понимание этого. Одариги всегда помнил о цельном понимании картины. Всегда быть справедливым. Всегда верить в Японию. Всегда карать виновных. Всегда защищать своих. Всегда работать над людьми согласно своим убеждениям. Никаких исключений. Никогда. Он всегда всё делал правильно. Его дух был целен.
- Когда-нибудь я захочу умереть... - произнёс мальчик. От неожиданности Одариги повернул голову.
- Что?
- Ничего, - помотал головой Рю, отрывая взгляд от стрекозы, - А мы поднимемся выше в горы?
- А ты не боишься?
- Нет, я ведь с тобой! - еле заметно улыбнулся мальчик.
Одариги снова повернул голову к скале. И задумчиво кивнул.
Он бежал. Бежал не зная куда, как бешеный пес. Он не помнил, от чего бежал, куда бежал и где он вообще находится. Глаза застилала зеленая пелена, сквозь которую проникали образы прошлого... Будто у умирающего. И в этом мертвенном бреду он ясно видел то, что изо всех сил старался не замечать.
- Не смеете! - прошептал Рю, облизывая губы, - Не позволю себя уничтожить!
Так он бежал, примерно с минуту, прежде чем его глаза, наконец-то, смогли что-то видеть. Теперь он нашёл себя где-то в саду, средь лабиринта кустов и фигурно стриженных деревьев.
- Привет, - обратилась к нему странная девушка в очках, - Ты плохо выглядишь.
- Убирайся! - крикнул в ответ юноша, - Не подходи!
'Уйти. Не дать поймать. Не дать повредить' - стучал пульс в висках. Где-то там охранный периметр и лес... возможно, где-то в саду есть место, где можно скрыться... мысли зеленоволосого лихорадочно скакали с одного на другое, а тело продолжало бежать.