Тадеуш просто лежал и слушал разговор двух математиков, с ужасом понимая, что с каждым словом тот становится все менее понятным, оставляя поляка наедине с тем кошмаром, в котором он очутился.
— Если я правильно понял, то нас вполне устраивает оценка в o(1)? — подытожил валлиец, — Может ли эта оценка в принципе быть улучшена до хотя бы первого порядка, скажем, o(x), или существует какая-то теорема, которая доказывает несуществование такого улучшения?
— Боюсь, в рамках проекта 'Хронос' я бы не рискнула увеличивать оценку, поскольку вероятность ошибки вычислений слишком высока. Поскольку не было прецедентов, мы не можем с уверенностью сказать, насколько большое отклонение мы можем себе позволить, а вычислительные мощности Серафимы нам не доступны, — последовал ответ учёной.
— Значит так, у нас есть выбор, либо исказить время, рискнув вызвать существование переменных Шрёдингера, либо не искажать, рискуя попасть не туда, куда надо. Однако в силу того, что эти монстры являются выпуклыми телами в смысле теории функций, да ещё и замкнутыми, искажение o(1), я считаю, будет вполне приемлемым. Я верно всё понял, Рейко-сан?
— Видимо, у них уже какой-то свой тайный язык, — шёпотом прокомментировал Чезаре.
— Боюсь, ещё большее искажение времени будет вовсе невычисляемым, потому как ошибка закралась в уже существующие формулы расчёта, — ответила Рейко, — Я перешлю их тебе: благодаря этим формулам можно рассчитывать маршрут не только в пространстве, но и во времени с погрешностью в рамках секунды на два часа.
Тадеуш же вдруг понял, что его смущало в объяснении происшедшего.
— Стоп! Это значит, что я могу отрастить себе такие же зубы… и вообще ничем не отличаюсь?
Он пощупал свои зубы, пытаясь убедиться, что они остались прежними.
— Да, — кивнула Рейко, открывая крышку гроба, — Вы можете всё то, что может ваш двойник, потому что ваш двойник — это и есть вы.
На какое-то время снова повисла тишина. Наконец, сочтя, что пока возвращения к математическому вопросу не ожидается, Аннарленадви произнес:
— Хорошо, Рейко-сан. А теперь перейдём к вопросу, который так волнует Чезаре-сан. По поводу перчатки.
— В его якобы 'фамильной' перчатке Елена опознала перчатку Белого Робина, — пояснил итальянец, — И сверив внешний вид и свойства, я не мог с ней не согласиться.
— Сейчас разберемся, — кивнула женщина, — Сикора, освобождай проектор.
— Есть ли какие-то возможности противодействия подобному альтер-эго? — спросил напоследок Тадеуш, исполняя распоряжение.
— Держи себя в руках, — предложила Рейко, — Это ведь, в конце концов, ты сам.
Приняв перчатку, она положила её в сигма-проектор и запустила сканирование. Неясно было, заметила ли она легкое изменение на лице Чезаре на этих словах. Тадеуш заметил, и его это пугало. Тем не менее, слова преподавателя Сикоры уже не касались:
— Помнится, когда его разбирали на исследования, ты хотела получить в свое распоряжение хоть одну деталь. Значит, скорее всего, образец сигма-карты у тебя есть?
— Я её ещё в прошлый раз сохранила.
Пока японка исследовала перчатку, Тадеуш подошел к зеркалу. Поляк вспомнил, как у его визави появились зубы, и попытался представить, как они отрастают у него, после чего чуть приподнял верхнюю губу, оценивая свой зубной ряд. Однако, успехи его были, в лучшем случае, никакими. В худшем, у него получилась крайне нелепая рожа.
— Это он, — коротко сообщила Рейко, — Я могу даже не проводить сравнение карт.
— Вот так вот… — задумчиво протянул Чезаре, после чего обернулся к математику, — Фамильная реликвия, да?
— По крайней мере, мне так говорили, — торопливо объяснил Аннарленадви, — а в истории я не особенно силён. Даже совсем не силён: в ней нет ни одного раздела, в которой можно применить математику. Ну, за исключением лингвоистории, но там одна формула, а дальше куча воды.
— Этот сигмафин был потерян полгода назад, — голос Чезаре стал ледяным и… очень страшным, — Вам шестнадцать лет, два месяца и одиннадцать дней. Вы математик, так что попытайтесь сами сообразить, насколько в свете этого по-идиотски звучит заявление, что он у вас с детства.
Аннарленадви молча опустил голову. Тадеуш почувствовал жалость: как бы бездарно этот парень ни врал, он все же спас ему жизнь. Но инстинкт самосохранения подсказывал, что сейчас лучше не высовываться.
— Итак, откуда у вас на самом деле эта перчатка?
— Мне ее дала цыганка, — признался валлиец.
— Цыганка? — удивленно переспросил преподаватель, — Что за цыганка?
— Я не знаю ее. Она подошла ко мне, когда я ждал очереди в телепорт. Откуда-то она знала, что я отправляюсь в ЗШН. Сказала беречь эту перчатку и не показывать преподавателям. И умерла.
— И вы ничему не удивились, а сделали, как она говорит, — покачал головой Чезаре, — Идиотизм… Но знаете, это настолько идиотизм, что вам верю. Если бы вы врали, то придумали бы версию, не выставляющую вас совсем уж полным идиотом.
Ответить на это Аннарленадви не успел: дверь с грохотом распахнулась, и на сцене появилось новое действующее лицо. Это была девушка спортивного телосложения, одетая… во все розовое! Только что розовых волос, как у Рейко, не хватало: вошедшая была блондинкой. Именно на волосы торопливо перевел взгляд Тадеуш, спасаясь от сенсорной перегрузки изобилием розового. Даже несмотря на то, что фигурка была вполне ничего…
— Здравствуйте, — только и смог сказать он, не до конца уверенный в том, кто или что перед ним.
— Привет, Акеми, — кивнула Рейко, впрочем, не сменившая своего положения у сигма-проектора.
— Здравствуйте, — поздоровалась девушка, прямо-таки излучая позитив и дружелюбие, — Вообще-то мне нужен Тадеуш Сикора.
Чезаре отодвинулся в сторону. Ехидное выражение его лица не внушало оптимизма. Равно не внушало оптимизма и ведерко с попкорном, непонятно откуда появившееся в его руках. С другой стороны, отмалчиваться не было смысла: если дама в розовом — преподаватель, то у нее несомненно были личные дела студентов с фотографиями…
Так что, мысленно перекрестившись и составив завещание, которое надо будет написать на ближайшей подходящей поверхности, поляк демонстративно пожал плечами, благо они не отреагировали болью:
— Чем могу быть полезен… пани?
— Кобаяши-сенсей, я ваш преподаватель по физкультуре, и поскольку неоднократно мои сообщения до студентов не доходили, я пришла лично вам сообщить, что у вас сегодня зачет после занятий, — Акеми обладала редким даром сообщать плохие новости с таким видом, словно человек выиграл миллион долларов, — Если вы не придете, это будет… печально.
Чезаре издал непонятный смешок, но ничего не сказал. Осознав всю глубину ямы, в которую он вот-вот провалится, Сикора оглянулся в поисках чего-либо, что сгодится для спасения. Его взгляд остановился на ученой:
— Пани Рейко, а разве после лечебных процедур не требуется провести восстановительный курс без физических нагрузок? — спросил он со слабенькой надеждой на положительный ответ.
У Рейко было такое лицо, будто её только что назвали безруким младенцем, играющимся со скальпелем.
— Не-е-ет! — возмущённо воскликнула она.
На лице Тадеуша появилась улыбка, когда он понял, что у него появился слабенький шанс на то, чтобы выкрутиться:
— Благодарю вас, пани Рейко. Никто в этом кабинете и не смеет сомневаться в ваших навыках, но раз вы запрещаете мне нагружать руку, то мне остается только покориться вашему решению, — поляк с виноватой улыбкой кивнул девушке, — прошу меня простить, пани Кобаяши, — и направился к выходу.
— Твоя рука сейчас лучше новой, — хмуро заметила Рейко. Ее голос, впрочем, был почти не слышен за громогласной командой Акеми:
— Стоять, кругом, смирно! — от голоса блондинки зазвенели стекла.
— Сидеть, фу, к ноге, — как бы про себя, но так, чтобы все слышали, прокомментировал Чезаре.