Граф опасался лишь одного: чтобы таинственные незнакомцы не отправились верхом, – ведь тогда он их неминуемо потеряет. Однако судьба, похоже, была благосклонна к нему в этот вечер. Те, за кем он крался, пошли пешком. Поняв, что они не собираются ехать на лошадях Троцеро повеселел и дал себе зарок по возвращении принести Солнцеликому хорошую жертву.
Они не прошли и двух десятков шагов, как южанин понял, что можно не прятаться. Ибо эти двое были настолько поглощены беседой, что не замечали вокруг ничего. Троцеро дорого бы дал за то, чтобы подслушать их разговор – мысль о том, что сие могло быть недостойно дворянина, была им отвергнута с презрением: в деле спасения отечества не до условностей чести, – но подкрасться ближе он пока опасался и лишь старательно отмечал в памяти дорогу.
Он внимательно приглядывался к походке того, что был меньше ростом. Нет, это не женщина! Слишком уж широк шаг и угловаты движения.
Очень скоро они выбрались из дворца через потайную калитку и направились в ту часть города, где располагались верфи. Граф посетовал про себя, что ему никогда дотоле не приходилось бывать здесь, и он совсем не ориентируется в лабиринте тесных, полутемных улочек. Хоть бы не потерять эту пару из виду! Его подопечные уверенно шли вперед, ловко ныряя в вонючие проходные дворы и юркая в едва заметные переулки. Казалось, что они нарочно петляют, опасаясь возможного преследования. Теперь становилось ясно, почему незнакомцы не отправились верхом – пешим легче оторваться от возможной погони! На лошади не удастся так ловко путать следы – цокот копыт по мостовой всегда выдаст всадника…
Пару раз Троцеро чуть было не упустил их. Уж больно резво шагали эти двое в плащах. Но каждый раз, слава Митре, ему удавалось снова нападать на след темных фигур, скользящих в вечерних сумерках подобно призракам. Граф искренне завидовал этим людям – они чувствовали себя на заброшенной окраине, словно рыба в воде. Да, если его предположения верны и один из преследуемых Амальрик Торский, то барон – парень не промах! Так знать все ходы и выходы в чужом городе дано не каждому! Мало кто из придворных, даже родившихся в столице, мог бы соперничать с ним.
Конечно, самого Троцеро судьба, случалось, забрасывала и не в такие трущобы, и потому он не обращал внимание на грязь и скверные запахи вокруг, заботясь лишь о том, как бы его не заметили. Но те двое не прекращали разговора и до сих пор ни разу не удосужились обернуться. Это было либо высшим проявлением беспечности… либо свидетельствовало о том, что намерения их совершенно чисты и им нечего бояться. Если так, то, значит, Троцеро ошибался, подозревая барона и его неведомого друга неведомо в каких грехах? Но это была слишком неприятная мысль, чтобы задерживаться на ней надолго, и Троцеро поспешно прогнал ее. Если бы сейчас он получил неопровержимые доказательства честности барона, то, по правде говоря, был бы очень разочарован. Ему страстно хотелось раскрыть заговор против Короны и утереть нос всем этим надменным аквилонским князькам. Пусть они увидят, каковы настоящие пуантенцы! Остается надеяться, что чутье, которому он имел все основания доверять, не подведет и на этот раз. Поэтому нужно не отступать и до конца следовать за незнакомцами, а там, глядишь, удача ему улыбнется…
Однако мгновение спустя задача его осложнилась, и, если бы не сгустившаяся к тому времени тьма, Троцеро не сомневался, что едва ли сумел укрыться от взора тех, в плащах. Ведь едва они покинули район трущоб и вышли на открытое место, высокий, только что олицетворявший самою беспечность, молниеносно преобразился. Он стал часто оглядываться по сторонам и прислушивался к каждому шороху.
Троцеро посмотрел вокруг. Вроде бы это место ему смутно знакомо… Митра, да это же знаменитый Рыбный Рынок! Сюда по утрам рыбари свозят улов. Да, стоит только первым лучи солнца коснуться земли, как этот пустырь будет не узнать! За считанные мгновения торжище наполнится гомоном, бранью и выкриками. Но это утром. А сейчас вокруг пустынно, тихо, и лишь неистребимая рыбная вонь, проникающая, кажется, даже под кожу, напоминает о дарах полноводного Хорота. Троцеро так увлекся своими мыслями, что не заметил, как под его каблуком хрустнула чешуя. Высокий тотчас же насторожился и завертел головой под капюшоном. Граф бесшумной тенью метнулся за деревянный прилавок. Хоть бы не заметил! А то прощай все планы… Но незнакомец, не узрев ничего подозрительного, отвернулся.
Троцеро недоумевал. Совсем рядом блестела в зыбком лунном свете гладь реки. Что могло понадобиться здесь этой странной парочке? Ведь не поплавать же на ночь глядя? И добро бы еще у главной пристани, – где причаливают суда, пришедшие речными путями со всего света. Там богатые купцы, там редкостные товары и невиданные богатства… там, в конце концов, место сбора самого разношерстного сброда: наемников, платных соглядатаев, шарлатанов и разбойников. Но что привело их именно сюда, где в этот час и простых рыбаков-то не встретишь?
Ответ пришел очень скоро. С приглушенным плеском весел к берегу причалила лодка с двумя гребцами. Высокий что-то сказал вновь прибывшим и вместе со своим спутником забрался в нее. Тот, кого Троцеро посчитал за барона Торского, прыгнул по-кошачьи ловко; второй же оказался неуклюж, и утлое суденышко под тяжестью его покачнулось, зачерпнув бортом воды. Граф ухитрился подкрасться поближе, и теперь мог разобрать отдельные слова преследуемых. У одного из гребцов барон (теперь пуантенец окончательно удостоверился, что это был он – его певучий голос, с едва заметным акцентом трудно было спутать) поинтересовался, прибыли ли остальные. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить Троцеро насторожиться еще больше. Теперь не оставалось никаких сомнений, что немедиец направлялся на какую-то тайную встречу… Но когда он назвал своего спутника «Ваше Высочество», подозрения графа обрели полную осязаемость. Закутанный в плащ друг Амальрика Торского не мог быть ни Валерием, ни Нумедидесом. Их не было в столице. А значит, он не аквилонский принц.
Возбужденный и встревоженный, граф проводил взглядом отчалившую лодку. Та неслышно заскользила по маслянисто-черной воде, и расстояние, отделявшее заговорщиков от их преследователя, росло с каждым мгновением. В бессильной ярости Троцеро стиснул кулаки.
Он не мог дать им уйти! Но как продолжить погоню? Не побежишь же по воде вслед за лодкой? Граф судорожно заозирался по сторонам в надежде отыскать хоть какое-то средство передвижения… Нетерпение и гнев причиняли ему физическую боль, словно невидимая нить привязывала его к немедийцу, и когда тот отдалился, она натянулась и неумолимо тянула Троцеро за дуайеном.
Но вот взгляд нобиля упал на незамеченную прежде тень слева от причала. Собственно, то был и не причал даже – шатающийся, прогнивший, зияющий щелями настил из небрежно брошенных на опоры досок, – и такой же, утлой, ненадежной и древней показалась крохотная лодчонка, привязанная к торчавшему из воды шесту. Весел не было; должно быть, владелец решил, что этого, вкупе с общим состоянием суденышка, окажется достаточно, чтобы отвратить самых неразборчивых воров. Троцеро усмехнулся – вряд ли неведомый лодочник мог предположить, что похитителем его сокровища станет не кто-нибудь, а владыка Пуантенского графства. Но выбирать не приходилось. Он спрыгнул в лодку, стараясь заглушить страх, когда дно ее заходило под ногами, угрожая в любой миг развалиться, разрубил мечом веревку и, выдернув шест, оттолкнулся. Лодка неспешно заскользила по воде.
На его родине, в Пуантене, была в чести такая забава: двое или больше молодцов сходились на лодчонках, похожих на ту, в которой он плыл сейчас, и шестами пытались опрокинуть друг друга, чтобы успеть первыми дотянуться до алой девичьей ленты, привязанной на самой верхушке длинного древка, воткнутого посреди реки. Тому счастливцу, кто добывал заветный талисман, доставался приз – жаркий поцелуй хозяйки ленты. Вот уже много зим граф мог позволить себе наблюдать за игрой только с берега, но в молодости по праву считался одним из лучших в этом потешном состязании. И сейчас Троцеро с удовлетворением отметил, что тело не утратило былой сноровки. Он вполне сносно мог управлять суденышком при помощи шеста, не хуже паромщиков реки Алиман. Вот только протекало оно нещадно, – и граф потерял немало драгоценных мгновений, вычерпывая ледяную воду.