— Но ведь этого не будет, ваше полукоролевское величество? Если мы договорились. Вы выступите на пресс-конференции и скажете то, что нам надо. Иначе же моя держава будет очень недовольна и вами, и вашей страной. Если вам себя не жалко, то подумайте о своей семье.
— Марта, моя королева, в эту войну была гостьей вашего Президента. Жила в вашем Белом Доме, вместе с детьми, и Элеонора Рузвельт называла ее подругой. Вернулась домой лишь после изгнания немцев. Она всегда считала и считает себя искренним другом вашей страны.
— И ваши подданные дали ей имя "Мать нации" еще до того, как вы стали королем. Сейчас же она очень больна, и ваши врачи не дают ей больше года жизни. Так что для нас, цинично говоря, она сыгранная фигура на игровом поле. Ну а ваши дети… нет, я не угрожаю вам, Ваше Величество, но те, кто придут к власти после вас, вполне могут решить, что им не нужны живыми возможные претенденты.
— Будьте вы прокляты! Я выступлю с пресс-конференцией. В ближайшее воскресенье.
— Ну я всегда считал вас благоразумным человеком. И последнее, Ваше Величество. Ваш экземпляр той записи.
— Вы понимаете, что я его не в ящике своего стола держу. Куда подкупленные вами люди уже заглядывали — не делайте невинное лицо. И даже не в своем личном сейфе, который тоже монтировали люди из дворцовой охраны. Но вы получите пленку после пресс-конференции.
— Тогда честь имею, Ваше Величество. Приятно иметь дело с умными людьми.
Когда посол вышел, король откинулся в кресле и закрыл глаза, стиснув рукояти с такой силой, что ни в чем не повинная мебель затрещала. Ярость бушевавшая в душе Улафа Пятого требовала выхода, но воспитанная с малолетства привычка сохранять достоинство позволяла держать себя в руках.
Англосаксы всегда были торгашами, умевшими скрывать за высокими словами свою гнилую суть. В отличие от отца, основателя династии Хокона Седьмого, король Улаф Пятый считал русских врагами, воевавшими с его страной и захватившими почти половину территории — но все же не вселенским Злом. В них даже было что-то сродни викингам, а не торгашам — они захватывали и убивали, но не издевались, не унижали. Но теперь они и американцы сильны, а Норвегия слаба, и как потомкам викингов сохранить свою прежнюю жизнь, не сгибаясь ни перед кем? Подобно соседней Швеции, балансировать между противоположными лагерями? Но долгий мир с русскими невозможен, пока они захваченные земли не вернут. Будем честны, Финнмарк скорее всего мы потеряли навсегда — Советы активно переселяют туда свое население народности "pomor", их там уже больше, чем норвежцев — но провинцию Нурланн еще есть шанс когда-нибудь возвратить. И как хочется войти в историю королем — собирателем потерянных земель! Но это смешные идеалы, как сказал бы мистер Хант — а приземленные принципы говорят, что как только он, Улаф Пятый, начнет сближение с СССР, то не проживет и дня. Иностранцы удивляются, как это король, и ходит по улицам без охраны — и вошли в историю монаршьи слова, "у меня есть три миллиона телохранителей, все мои подданные". А правда состояла в том, что формальная охрана — тайная полиция, контрразведка, и даже королевская гвардия, вымуштрованные в свое время американцами — после тех событий три года назад были в глазах Улафа Пятого на первом месте в списке его вероятных убийц. Потому, о любых тайных попытках дипломатии люди из ЦРУ узнают очень быстро, и их ответ будет очевиден. Но есть ведь еще дипломатия публичная — и глас народа, это глас божий, которому король вынужден будет подчиниться. Так что, заокеанские хамы, вы еще не знаете, какой будет мой ответ!
Король повертел в руках серебряный портсигар, лежащий на столе. Вы решили, что обложили меня со всех сторон, каждый мой шаг держите под контролем? Я даже в своем личном камердинере не уверен — кто-то ведь открывал в мое отсутствие мой личный сейф, спрятанный за портретом дорогой матери, королевы Мод. Не говоря уже о содержимом моего бюро. Но вот того, что будет — вы не предусмотрели!
Осло, площадь перед Королевским дворцом. 18 октября 1953.
День, когда король Улаф Пятый выступил с броневика перед собравшимся народом.
Позже вспоминая этот день, Его Королевское Величество решительно отвергал всякие параллели со случившимся раньше в другой стране. Это чистая случайность, что архитектурный вид фасада королевского дворца имел некоторое сходство со Смольным, штабом большевистской революции в Петербурге. И парк, окружающий дворец и площадь перед ним имеет совсем другую планировку. И памятник, установленный посреди — великому королю Карлу-Юхану, маршалу Бернадотту, а не какому-то вождю пролетариата. И выступать перед народом Его Величество собирался с балкона над парадным входом, как бывало прежде. Но вмешался экспромт.