– Пусть идет, он старается быть полезным.
Со временем он научился ценить внешность Кристофа. Кто станет брать в расчет такого увальня? На улице он оправляет на Кристофе ливрею, стряхивает с нее пыль:
– Ты должен с меня пыль отряхивать, не я с тебя. Это ты ходил сегодня ночью в моей спальне?
– Ночью я сплю, – отвечает Кристоф. – Наверное, это был призрак.
– Вряд ли, – говорит Рич. – Никогда не слышал, чтобы призраки расхаживали в июне.
Похоже на правду. Дамы под вуалями – насколько он знает, они пока живы – пробыли с ним до зари, после чего растаяли в стене. Он помнит пятна на их платьях, темные мазки – там, где ткань впитала кровь королевы.
Король охотится, но его сын по совету врачей остался в Лондоне, в Сент-Джеймсском дворце, который недавно возвели на месте больницы. Место, затопленное рекой Тайберн, осушили и очистили, и теперь там красивый парк. Туда король с семейством удаляется, когда устает от многолюдного Уайтхолла.
Двор заставлен лесами, и сразу за воротами их встречают крики рабочих. Слышно, как откалывают и отбивают камень. При виде прибывших важных господ шум стихает, но эхо от звона металла о камень еще длится. Каменщик спускается с лесов и стягивает шапку:
– Мы сбиваем ГА-ГА, сэр.
Инициалы Генриха и покойной королевы, переплетенные любовно, словно змеи.
– Отдохните часок, пока я буду говорить с лордом Ричмондом.
Каменщик выбивает из шапки пыль.
– Никак нельзя, сэр.
– Слушай, что тебе говорят, – вмешивается Кристоф.
– Вам заплатят за это время, – убеждает он.
– Десятнику нужен письменный приказ.
Он пригибает голову каменщика рукой, теперь они стоят нос к носу.
– Чего ради я должен строчить любовное письмо твоему десятнику? Назови его имя, и я запечатлею его инициалы в своем сердце. – (От каменщика разит потом.) – Кристоф, сбегай на кухню, пусть принесут работникам хлеба, эля и сыра. Скажи, Кромвель велел.
Каменщик нахлобучивает шапку:
– Все равно сейчас обед. Как увидите короля Гарри, скажите, что мы пьем за новую королеву.
За приемной, в маленьком, обитом деревянными панелями кабинете герцог Ричмонд на правах больного принимает их в длинном халате и ночном колпаке.
– Ночью у меня была лихорадка. Доктор опять не разрешает мне выходить.
На стекле капли дождя.
– Сегодня не лучший день для прогулок, сэр. Оставайтесь дома.
– Главное, это не потница, – решает подбодрить больного Рич.
– Нет, – соглашается юноша. – Иначе я не стал бы вас звать, чтобы не заразить.
Они кланяются, благодарные, что с их здоровьем считаются, хоть они и простолюдины.
– И не чума, – добавляет Рич. – На расстоянии пятидесяти миль о чуме не слыхать. По крайней мере, пока.
Он громко смеется:
– Напомните, чтобы я не подпускал вас к своей постели, если мне случится захворать. Нашли чем приободрить его милость!
Рич неловко извиняется перед герцогом. Однако он удивлен: что здесь смешного?
Юноша говорит:
– Рич, я благодарен за вашу заботу, но не могли бы вы оставить нас с господином секретарем наедине?
Рич не намерен сдаваться:
– Со всем почтением, милорд, у господина секретаря нет от меня тайн.
Знал бы ты, как сильно ошибаешься, думает он.
Рич мнется, кланяется, выходит.
Фицрой говорит:
– Стук прекратился.
– Я подкупил их хлебом и сыром.
– Как бы они ни спешили, мне все мало. Я хочу, чтобы она исчезла. Эта женщина. Стереть все ее следы. По крайней мере, все видимые следы. – Юноша бросает быстрый взгляд в окно, словно кто-то зовет его с улицы. – Кромвель, бывают медленные яды?
Он вздрагивает:
– Храни Господь вашу милость.
– Я думал, возможно, когда вы жили в Италии…
– Вы подозреваете, что покойная королева вас отравила?
– Отец сказал мне, она бы отравила меня, если бы смогла.
– Милорд ваш отец был… – он подыскивает слова, – был в потрясении от открывшихся ему деяний покойной королевы.
– И они куда ужаснее тех, о которых нам сообщили, ведь правда? Милорд Суррей говорит, ему показали свидетельства, которые не огласили в суде. Все самое страшное от нас утаили. Я бы казнил ее еще более изощренным способом.
Интересно, каким, думает он. Что бы вы сделали с ней, сэр? Отпилили бы голову ржавым кухонным тесаком? Сожгли на костре из зеленых веток?
– И, кроме того, – говорит Ричмонд, – она была ведьмой. – Его беспокойные пальцы теребят завязки колпака. – Некоторые не верят, что ведьмы существуют, хотя про них упоминается у Фомы Аквинского. Я слышал, они могут заставить молоко скиснуть, а домашнюю скотину выкинуть. Могут наколдовать, чтобы лошадь споткнулась на дороге, всегда на одном и том же месте, и всадник получит увечья.