Но лозунг о диктатуре пролетариата и ведущей роли рабочего класса в обществе искусственно сдерживал вступление в партию интеллигентов. Соблюдение соотношения при приеме в партию было установкой сверху. Причем не из райкома или там горкома, а оттуда — из самой Москвы. Ну а это, почитай, все тот же закон. А законы, как известно, не обсуждаются, а подлежат неукоснительному выполнению, потому как все уже давно здесь за тебя продумано и согласовано. И вообще — это уже не твоего ума дело. Что там, на самом верху, глупее тебя, что ли, люди?
Да и где это видано, чтобы какой-то секретарь парткома, пусть даже и крупного предприятия, мог нарушить верховные установки. Святая святых. Об этом даже и речи быть не могло. Таких, как он, вожаков хоть пруд пруди. Стоит лишь топнуть ногой, и все они враз поменяются, а сама система как была незыблемой, так и останется. И никто ничего не заметит. Это уж поверьте!.. А с серьезным выражением лица убедительно объяснят: «Естественное обновление кадров…» Вещь такая же неизбежная, как и смена погоды.
Впрочем, где-то там, в глубине души у Валерия Ивановича это скользкое слово «прослойка» вызывало моральное неприятие. Слышалось в нем какая-то безликость и неполноценность. Вы вслушайтесь только: «Человек из прослойки общества…» А? Каково? Но неполноценным-то он как раз себя и не ощущал, а даже, заметьте, наоборот. Он, представитель технической интеллигенции, которая по Уставу партии была всего лишь прослойкой между двумя ведущими в стране классами — рабочими и колхозным крестьянством, сам успешно руководил этими людьми.
Что ж получается. Чтобы влиться в ряды рабочего класса, стать его полноправным членом, достаточно окончить восьмилетку или десять классов средней или вечерней школы и пойти работать куда-нибудь на производство. И вот ты уже рабочий класс — «гегемон»! И никто по большому счету не примет во внимание, что многие «гегемоны» в период всего своего обучения слыли горькими двоечниками, троечниками и разгильдяями, и если бы не решения о всеобщем среднем образовании в стране, то неизвестно вообще, получили бы они когда-нибудь свои о-очень средненькие аттестаты.
Ну а если после средней школы ты решил продолжить учебу? Если ты, не считаясь со временем, недосыпая и недоедая, торчал безвылазно в библиотеках, постигая премудрость выбранной науки, и наконец-то получил свой драгоценный диплом о среднем специальном или высшем образовании? То в результате всех своих праведных трудов ты сможешь причислить себя не к самому передовому и ведущему классу, а лишь только к этой самой пресловутой прослойке.
Интересно, а что по этому поводу думали люди, находившиеся там, на самом верху? Ведь не могли же эти вопросы они все время обходить стороной?
Учитывая то, что с каждым годом все большее количество молодежи по окончании школы желало продолжить образование, нетрудно представить, что будет годиков эдак через пятнадцать-двадцать. Очевидно, что большая часть населения Союза окажется в интеллигентах, в прослойке, которая, разросшись, станет самой объемной частью социального пирога. Это же очевидно!.. Такова неизбежная логика дальнейшего прогресса!.. И поэтому не так уж и сложно добраться до вывода о временной ведущей роли рабочего класса как самого передового и многочисленного класса общества. Перспектива все равно за интеллигенцией.
Эта и многие другие «крамольные» мысли уже давненько бродили в голове секретаря парткома, заставляя задумываться над некоторыми, казалось бы, непреложными истинами. Правильно говорят, что чем невежественнее человек, тем ему легче отвечать на вопросы. И вообще он заметил, что в последнее время стал как-то больше подвержен сомнениям. То ли уж новое время диктует условия, то ли сказывается зрелость возраста? Но раньше, в молодости, все было как-то понятнее и проще…
Конечно же, самое простое — выбросить все эти надоедливые занозы из головы и продолжать жить, как и раньше. Но он отчетливо понимал, что когда-нибудь в этом придется досконально разобраться. Должна же, наконец, быть убежденность в правоте своего дела?!
Это только Сердюкову и ему подобным легко подбрасывать разные вопросы. А вот кому он, Валерий Иванович, секретарь парткома, мог их задать и получить исчерпывающие ответы?..
В такие моменты он явственно ощущал, как внутри него постоянно росло и накапливалось раздражение.