Вконец напуганная внешностью своего дражайшего шефа, впечатлительная секретарша громко ойкнула, испуганно вздохнув, схватилась руками за голову, а затем их зачем-то прижала к груди. В тот же самый момент ее крепкие ноги, ослабев, подкосились и она, плюхнувшись на пол, потеряла сознание…
Что же происходило потом в кабинете главного контролера завода, о том наше повествование умалчивает, но, без сомнения, смелое воображение читателя может здесь славненько пофантазировать.
Да, чуть не забыл. Очень престранная история, как рассказывают очевидцы, приключилась тем же днем и еще с одним нашим общим знакомым — с заместителем директора по быту Александром Петровичем Конуриным. Надеюсь, что вы его не позабыли? Ну и что же случилось, спросите вы? Да, откровенно говоря, почти ничего, если не считать того факта, что где-то минут за двадцать до перерыва на обед, который по заводскому графику начинался ровно в двенадцать часов, из его кабинета вышла сначала одна личность, не то женщина, не то уж мужчина с накрашенными губами, напудренным носом и в соломенного цвета парике. Через какое-то время вторая, а следом за ней и третья подозрительная персона.
Первая личность была мощного телосложения, в белых дамских перчатках очень внушительного размера, в серых брюках и клетчатом пиджаке. При виде ее стоявшие рядом с кабинетом две опытнейших представительницы отдела быта, разом онемев, уставились и проводили персону изумленными взглядами. Потом, выразительно переглянувшись, что-то начали шепотом оживленно обсуждать. Но в это время дверь кабинета вновь отворилась и оттуда вынырнула еще одна шарообразная странная личность с какой-то прямо кошачьей физиономией, тоже с раскрашенными губами и крупными золотистыми клипсами на ушах. На голове у нее находился убор, исключительно напоминавший обыкновенную затасканную кепку, повернутую козырьком назад. В руке личность держала атласный бюстгальтер, который при виде уставившихся на нее работниц отдела быта она преспокойненько сунула к себе за пазуху.
Не успели женщины закрыть рты, как из-за двери появилась и третья личность довольно хрупкой комплекции, в круглых очечках, тоже с напомаженными губами, сильно разрумяненным лицом и тонкими усишками на верхней губе. На правом лацкане в тонкую полоску пиджака выделялась красная пластмассовая брошь в виде сердца, пронзенного черной стрелой, с надписью на английском языке «I love you, my baby». Странная личность, взглянув на остолбеневших работниц, шутливо помахала тонкой рукой, облаченной в розовую перчатку, и сначала по-французски произнесла: «Оревуар, мадам». А потом уже по-русски добавила: «Лучшие новости — это свежие новости».
После того как последняя личность пропала на лестнице, никто из кабинета Конурина больше не выходил. Оторопевшие женщины наконец-то обрели дар речи, а врожденное любопытство подтолкнуло их к двери начальника, приоткрыв которую, они застали Конурина что-то пишущим за столом. Он тут же приподнял крупную голову и недовольным голосом пробурчал:
— Ну кто там все время дверь открывает? В чем дело? Лидия Васильевна, вам что-нибудь нужно, какое-то срочное дело? Тогда зайдите и перестаньте, наконец, с дверями играться.
Но работницы отдела быта, таинственно переглянувшись, только потихоньку прикрыли створку и бросились почти бегом куда-то по коридору. А сразу же после обеда большинство их знакомых были крайне заинтригованы очень скандального рода информацией… Ну вы-то, конечно же, догадались о ком и о чем.
Заводской обеденный перерыв был еще в самом разгаре, когда Жорка Буфетов после стольких сомнений наконец принял для себя очень важное, можно даже сказать, судьбоносное решение. Но не будем спешить, давайте обо всем по порядку. И начать повествование об этом необходимо, вернувшись на сутки назад, во вчерашний день, когда раздосадованный неприятным разговором с котообразным гражданином о поэзии вообще и о его стихах в частности, Буфет покинул набережную и отправился восвояси, подумывая о кислых щах со сметаною и об отварных макаронах с чем-нибудь тоже.
Но обед, откровенно говоря, почему-то не задался, и виною тому был его совсем неважнецкий аппетит. Щи уже не казались такими желанными, и, проглотив буквально пять-шесть ложек, не больше, он отставил тарелку в сторону и лениво взглянул на желтоватые макароны с поджаристой крупной котлетой. Всасывать их со свистом, как бывало всегда, сегодня тоже совсем не хотелось.