— Кто знает! Это ведь был вопрос чести, — не согласился Арсений. — Смерть Пушкина была случайностью — пуля, раздробив кость, ушла вверх, в брюшную полость. Поэтому ранение оказалось смертельным.
— Этой случайности не было бы, если бы Пушкин стрелялся в другой день. — Зинаида Ивановна мило улыбнулась. — Я составила гороскоп Пушкина — он показал роковые дни, в их числе было и 27 января[5] 1837 года. Следующая роковая дата у него была бы только через семь лет.
Арсений не знал, что на это сказать, — Зинаида Ивановна говорила вполне серьезно. Так что он лишь неопределенно пожал плечами и спросил:
— Так это у вас гадание?
— И пасьянс, и гадание. Дмитрий Петрович в это не верит, но когда я ему даю советы, основанные на моих пасьянсах, он прислушивается.
В гостиную вошла Анна с младшей сестрой Лизонькой — худенькой неприметной девочкой лет тринадцати, выглядевшей крайне блекло на фоне более яркой сестры. Хотя она была еще только «нераспустившимся бутоном», но уже сейчас было ясно, что и «цветок» будет весьма скромный, не бросающийся в глаза. Поздоровавшись, Лизонька сразу прошла к маменьке, предоставив сестре возможность поговорить с кавалером.
— Здравствуйте! Я очень рада, что вы не испугались и пришли. — Анна мило улыбнулась.
— Почему я должен был бояться? — удивился Арсений.
Зинаида Ивановна также поинтересовалась:
— Правда, Аня, почему господин Бессмертный должен бояться нас навещать?
— Это совсем не то, что вы, маменька, подумали. Мы обсуждали литературное произведение, и у нас мнения разошлись, — пояснила Анна, и говорила она так искренне, что Арсений даже усомнился в том, что вчера правильно истолковал ее слова.
— Идемте, Арсений, в наш сад, — предложила Анна.
Выйдя из дома, они устроились рядышком на скамеечке в дощатой беседке, стоявшей посреди небольшого фруктового сада. Арсений чувствовал себя неловко, не знал, с чего начать. Не придумал ничего лучшего, как заговорить о погоде:
— Сегодня солнечно и жарко, не то что вчера. Косари уже в поле — погода им благоприятствует.
— Лето — самая прекрасная пора! А вот Артем почему-то любит осень. Дожди, грязь, холод… Скажите, что в ней хорошего?
— Осенняя пора — очей очарованье! — процитировал Арсений Пушкина.
— Даже золотую осень я люблю лишь на картинах. — Анна лукаво посмотрела на Арсения. — Я рада вас видеть. Вы что-то хотели мне сказать при встрече?
Арсения бросило в жар — он понял: сейчас или никогда!
— Je t’aime![6] — едва слышно произнес он.
— Я во французском не очень сильна, — игриво произнесла девушка, и по выражению ее лица было ясно, что она все прекрасно поняла.
Арсений встал и опустился на одно колено:
— Анна, я вас люблю! Будьте моей женой!
Анна громко рассмеялась, но, увидев, что Арсений покраснел от обиды, быстро сказала:
— Простите, Арсений, мой смех ни в коем случае не относится к вам — я смеюсь над собой. Пожалуйста, сядьте рядышком, и мы с вами обо всем поговорим.
Арсений встал, но садиться не спешил.
— Все же попрошу вас пояснить ваш смех! — срывающимся голосом произнес он.
— В своих мечтах сцену признания мне в любви я представляла несколько иначе, надеялась, что она будет более романтичной… А получилось, будто я вас сама позвала и вынудила сделать признание. Если бы я вас не пригласила, сколько времени вам понадобилось бы, чтобы вы отважились на это?
Арсений почувствовал, как кровь снова приливает к лицу, начинают гореть уши. Ведь Анна права — неизвестно, сколько еще ему потребовалось бы времени, чтобы набраться храбрости. Он робко присел рядом с девушкой и осмелился взять ее руку в свою. Она не противилась, и это придало ему уверенности.
— Я полюбил вас с первого мгновения, как только увидел. — Арсений наклонился и поцеловал ей руку. — Я люблю вас! Может, мне потребовалось бы еще какое-то время, чтобы решиться сказать вам об этом, но, думаю, вы все это давно видели в моих глазах. — Арсений сделал паузу и смело посмотрел в глаза девушки. — Вы ведь не просто так пригласили меня прийти?