Что делать… Они убежали с кладбища по оврагу… Может, найдут захудалую или худой славы улицу, по которой никто не захочет пронести своего покойника. По ней-то они и попробуют выйти к дому Бешеной Удавки.
Но в тот момент, когда по тропинке, петлявшей в черной трясине по берегу речушки, домчались они почти до самого дна этого огромного котла, полного деревьев и валунов, папоротников, орхидей, змей и ящериц, они увидели поднимавшуюся им навстречу вереницу крестьян, сопровождавших белый гроб, в котором лежала девушка. И вот уже бредут Палачины обратно. – обливается сердце кровью при виде белоснежного футляра, скрывающего тело непорочной девы. Сквозь шумное дыхание на крутом подъеме, сквозь молчание птиц и листьев слышно было, как повторяли они, словно выдыхали: она не умерла… не умерла…
Они подождали, пока стемнеет. По ночам не хоронят. Непостижимо. Сигарета за сигаретой. Непостижимо. Дураки в городском управлении. Приходится носить покойников, натыкаясь на дневной свет. Куда возвышенней было бы пройти по городу в полночь, под уличными фонарями, в процессии свечей или факелов, в величественной тишине площадей и закрытых домов, погруженных в себя.
Дом Бешеной Удавки, не дом, а барахолка, где женщины предлагают себя в зеркал ах-едва уловимые тени табачного дыма, призраки с кожей и волосами цвета яичного желтка в свете желтоватых лампочек, ногти. – рыбья чешуя и накладные ресницы. – крючки, источающие слезы, когда рыбка срывается,. – был полон пьяных мужчин, занятых загадочными комбинациями по совмещению вкуса и прихоти, пока не находили если и не идеал своего женского типа, то уж, во всяком случае, ту, которая была всего ближе к идеалу. У всех женщин за своим пережитым прошлым было еще далекое прошлое богинь, сирен, мадонн… как если б дно морское было глазом… Женщине свойственно жить в мире прошлого, которое время от времени она отважно прячет под маскарадным костюмом настоящего.
Женщина, которую ищут Палачины в доме Бешеной Удавки. – Латачин отталкивает Читалана, Читалан. – Латачина, и наконец они врываются вместе и, перебивая друг друга, принимаются описывать ее,. – говорила, что в ушах у нее, да, да, только в ушах, звучит старинная музыка, что разговаривает и целует она в настоящем, хотя зубы белизной слоновой кости всегда напоминают о старине, и что огонь, горящий в ее глазах, очищает ее взгляд от повседневности, чтобы видеть будущее…
Бешеная Удавка -златогири в мочках ушей, марципаны жемчугов на груди, пальцы в оковах колец с разноцветными камнями: зелеными, красными, желтыми, фиолетовыми, черными, синими, переливчатыми. – устроила им испытание, забросав их каверзными вопросами, на которые Палачины должны были дать ответ, иначе закрылись бы перед ними двери и не нашли они ту, у которой в ушах. – вчера, на устах. – сегодня, а в глазах. – завтра.
– Кто из вас двоих умеет танцевать на ходулях?. – спросила Бешеная Удавка.
– Оба,. – поспешил ответить Латачин,. – но не на ходулях, а на груди богинь…
– Знаете вы какую-нибудь тайную молитву?
– Тайную молитву? Знаем, как не знать,. – ответил Читалан и, выдержав короткую, точно рассчитанную паузу, возопил:. – О боги! Боги!.. Глаза ваши влажны, руки ваши устали от сева, вы, знающие точный счет времени…
– А ищете вы,. – прервала его Бешеная Удавка,. – ищете вы Нашлюнашкан…
Оба замолчали, а Бешеная Удавка подумала: ловко я их!
– Нет, госпожа.... – покачал головой Читалан, а Латачин добавил:
– Конечно, нет. Кому нужна Нашлюнашкан в городах? Никому. Здесь она не блеснет молнией, не оглушит небесным грохотом. Не то что у нас в Пачилане, где гроза. – грозная Нашлюнашкан обрушивается в сонме ангелов престольных и господствий громом светопреставления…
– Мы ищем,. – перебил Латачин,. – женщину прошлого, настоящего и будущего…
Бешеная Удавка подобрала пальцы. – разноцветные щупальца пауков, каждая рука. – бриллиантово-изумрудно-рубиново-аметистово-бирюзово-опалово-топазово-сапфировый паук,. – и нахмурила унылую сажу бровей.
– Мы ее не похоронили. Мы держим ее для клиентов, любителей, как и вы, женщин неподатливых и холодных, совсем холодных…
– Она мертва?. – в один голос спросили Палачины. разом ощутив присутствие забытых было мачете.
– Заморожена. Красавицей она не была, но и не дурнушка. Глаг за раскосые, как у крокодила, вздернутый нос, прямые волосы…
– Мертва?. – снова спросили они.
– Да. Наложила на себя руки. Для этого места самоубийство. – естественная смерть. Но если желаете, она у нас на своем смертном ложе всегда в полной готовности. Аромат белых цветов и кипариса, жасмина и ладана… есть охотники до холодной плоти… любви на кладбище… побаловаться меж четырех свечей…
– Нет, нет, нет, она не умерла,. – упорствовали Палачины, взмокшие от холода в костях.
– Мать…терь божья! Значит, господа тоже верят, а может, слышали здесь в доме… Служанки рассказывают, что пачиланская красавица, так мы ее называли, по ночам встает. Знаете, есть мертвецы, которым снится, что они живые. Тогда они из могил поднимаются и разгуливают повсюду. Так вот, красавице снится, что она жива, она и бродит тут, дверьми хлопает. Самое ужасное, когда с ней мужчина, хоть она и застывший труп, а становится упругой, как губка. Ах, надоела я вам своей болтовней. Пойдете к ней?.. Хотите, по одному, а нет, так вместе…
– Мы должны унести ее отсюда…
– Нет. Ни за какие деньги. У нас традиция. – а мой муж был англичанин, экс-пират, хотя он все эти «экс» не любил,. – что женщина, которая в дом Бешеной Удавки войдет, не выйдет из него и мертвая, ведь и мертвая она годится, чтобы завлекать всяких там выродков и распутников…
– У этой женщины было,. – слова падали, как крылья старых муравьев, с губ Палачинов, еще не постигших случившееся до конца,. – было прошлое в ушах, настоящее на устах и будущее в глазах…
– Ну да, то-то она и порешила себя. – ждать не стала. Ладно уж, чего тут долго толковать, идите к ней. Она обмыта и умыта… Идите… идите к ней в спальню… сразу видно, что мертвая плоть по вкусу вам…
Коварные и быстрые, они переглянулись, выхватили мачете, и вжик!. – покатились обе руки Бешеной Удавки, как два самоцветных початка. Брызнула рубиново-гранатовая кровь…
Словно с цепи сорвавшись, не помня себя, ничего не видя, в крови по локти, они то кричали, то лаяли, то выли по-волчьи, то надрывались в стенаниях звериным ревом. Крик, лай, вой. рев. зубовный скрежет, помертвевшие губы, беспощадность правды, все напрасно, нет больше надежды, нет сомнений…
– Не умерла… не умерла пачиланская красавица. – Они рыдали до хохота, не в силах отогнать от себя видение превращенного в мумию тела цвета белого табака, которое Бешеная Удавка вспрыскивала духами на потеху пропойцам и похотливым лунатикам…
При выходе из города, у которого ночью, когда он спит, нет ног, их остановила старушка с белыми, как лунь, волосами.
– Дорогу ищете?. – поинтересовалась она. На что Палачины, сжимая мачете, готовые в любую минуту проложить себе путь силой, ответили:
– Разрази нас Акус Великая… если не дорогу мы ищем!.. Обратную дорогу… Мы спешим в Пачилан… на площадь… драться… жизни лишить друг друга…
– На то вы и Палачины…
– Да, госпожа, к вашим услугам…
– К моим?.. Хи-хи…. – от ее хихиканья несло жженой тряпкой,. – меня смерть не обслуживает… хи-хи-хи! Потом добавила:
– Для Палачинов дорога кончилась…
Не уловив в этих словах знамения своего собственного конца, Читалан пошутил:
– Что же нам спечь, чтоб она дальше пошла?
– Печь. – ничего. Печься. – о многом. Хотя бы о том, чтобы волосы отрастить, разве что кто другой волос своих на дорогу вашу не пожалеет.
Вздохнул Латачин:
– Есть одна… вернее, была, но она раньше нашего без дороги осталась!