Он даже вовсе не удивился ее ответу. Напротив, он разволновался, и предложил девушке воды. Маша отказалась. Ей совсем не хотелось пить. Никита остался стоять рядом с нею и, слегка наклонившись, спросил:
– Быть может, следует отыскать вашего папеньку?
– Нет, нет. – Ей менее всего хотелось теперь видеть папеньку.
Молодой человек счел своим долгом остаться с Машей. Она бы, конечно, предпочла, чтобы он ушел. Но сказать ничего подобного не посмела. Некоторое время молодые люди провели в совершенном молчании. Молчали они так долго, что Дмитрий, Машин брат, наблюдая молодых людей со стороны, заметил отцу, что и жених, и невеста кажутся чрезвычайно сдержанными людьми, хотя он, Дмитрий, доподлинно знает, что и тот, и другая от природы обладают изрядной долей живости и решительности.
Наконец, Никита прервал молчание, решив спросить, как теперь чувствует себя его собеседница.
– Хорошо, – коротко отвечала ему Маша.
– Мне казалось, – продолжил князь, – что вы любите танцевать и, должно быть, не знаете в этом усталости. Однако теперь вижу, что я ошибался…
– Странно, отчего вы так решили? Кто вам сказал, что я так люблю танцы?
– Никто, право… Но ваш батюшка отзывался о вас, как об особе весьма решительной и бойкой.
– Я удивлена, и весьма… Какую мой батюшка имел причину говорить обо мне именно так? – спросила Маша.
– Не знаю. Видимо, он желал мне заранее дать знать о ваших недостатках, – усмехнувшись втуне, ответил Никита.
– О недостатках? – недоуменно переспросила Маша. – О недостатках?… Это просто!… – Она не могла подобрать ни слова и кинула на собеседника возмущенный взгляд. – Какое вы имеете право намекать на мои недостатки? Вы же ничего обо мне не знаете! И моя усталость, какой же это недостаток?
– Простите, но, видимо, я неверно понял вашего батюшку. Михаил Федорович, вероятно, имел в виду что-то иное… Да и теперь я неточно объяснился… Я не хотел обидеть вас, сударыня, право… – Никита сделал вид, что раскаивается, хотя в душе развеселился неимоверно.
Усталость и огорчение Маши как рукой сняло. Она вся пылала негодованием, и вся свойственная ей от природы живость проявилась, как никогда лучше.
– Михаил Федорович просто говорил, что гордится вами и тем, что вы совсем не похожи на жеманниц, которые нынче так модны. Он уверял меня, что ценит в вас именно вашу естественность, которая так выгодно отличает вас от прочих девиц.
«Папенька смел ему меня нахваливать! – кипя негодованием, думала Маша. – Будто желал непременно навязать меня именно этому… князю надутому!»
– Но вы говорили о моих недостатках, – все еще не могла успокоиться Маша.
– Что вы! Я, верно, оговорился, – сделав недоуменный вид ответил Никита. – Я не говорил ни о каких недостатках. Я имел в виду cлабости…
– Слабости? – тут Маша совершенно не нашлась, что сказать.
Слабости, это что-то уж совсем нехорошее. Только соображения приличий заставили девушку промолчать и не сказать тут же, что она никогда более не желает видеть его, и тем более никогда не станет женой Никиты Александровича. Она бы тут же выпалила, что любит другого и что непременно будет только с тем, кого любит, чтобы этот невоспитанный князь замолчал, чтобы только увидеть, какое недоуменное будет у него лицо!
Но ничего этого она сказать не могла. Молодой же человек поклонился ей и сказал, что имел в виду лишь только физические слабости. Которые и не дают ей наслаждаться танцами в той мере, в которой это делают другие.
– Ну вот, видишь? – глядя на их оживленной диалог, заметил сыну Михаил Федорович. – Они будто хорошо познакомились и коротко сошлись. Думаю, дело сладится… Теперь даже и не подумаешь, что оба они сдержанные люди, не так ли?
Дмитрий безоговорочно согласился с отцом.
– На самом деле, я не знаю ни одной девушки, которая бы умела так прелестно танцевать и делала бы это с таким изяществом, – вдруг сказал Никита. – Поэтому я просто страшно огорчен, что не смог протанцевать с вами вальс. Оттого и говорю всякие глупости.
Вид у него при этом был такой покаянный и огорченный, а слова так поразили Машу, что она невольно взглянула прямо ему в лицо. Глаза ее расширились от удивления, гнев вдруг сразу куда-то пропал, и она с изумлением поняла, что, должно быть, впервые смотрит на Никиту просто так, отринув все свои предубеждения. Он серьезно, с какой-то печальной улыбкой смотрел на нее, и Маша вдруг подумала, что он чрезвычайно мил. И, наверное, все это наговорил ей только для тою, чтобы она оживилась. Хотя это и довольно странный способ развеселить девушку. Но он настолько явно был огорчен… Наверное, и в самом деле расстроился, что она так устала.