— Наши записи указывают на пропажу восьмидесяти тысяч дукатов! — с триумфом в голосе произнес синьор Луиджи.
— А я тут при чем? Неужели вы обвиняете меня в краже драгоценностей папской казны?
Синьор Луиджи самодовольно покачивался на каблуках. Он просунул большие пальцы рук под край нагрудной пластины и надменно осмотрел лица собравшихся людей.
— Кроме тебя, их некому было похитить.
Бенвенуто не знал, с чего начать свои оправдания. Но он понимал, что ему нужно было соблюдать осторожность. Синьор Луиджи представлял серьезную опасность. Даже если папа Павел считал его беспринципным человеком, он все равно относился к нему как к сыну. Родная кровь — не вода! Челлини следовало помнить об этом.
— Даже если допустить, что я совершил столь немыслимое преступление, зачем мне было признаваться в этом такому мошеннику, как Паскуччи? В Перудже вряд ли когда-нибудь родится второй такой лжец и вор. А насчет потерянных богатств вам следует обратиться к бухгалтерским книгам Ватикана. Вы ознакомились с ними?
Синьор Луиджи сделал вид, что не услышал вопрос.
— Я полагаю, что нет, — продолжал Бенвенуто. — После снятия осады в тех книгах описали все имущество: каждое кольцо или тиару, каждый алмаз, рубин и даже гранат. Я помню случай, произошедший на переговорах с послом императора. Пока папа Климент договаривался с ним о выплатах компенсации, с его пальца соскользнуло небольшое кольцо с алмазом — ценой не больше четырех тысяч скуди. Посол нагнулся, поднял его и протянул папе. Но тот попросил собеседника оставить его у себя. За исключением этого случая, вы не найдете ни одного пропавшего дуката — а уж тем более сумму в восемьдесят тысяч дукатов.
Челлини усмехнулся, подчеркивая абсурдность обвинения, которое ему пытались приплести. Папа Павел удовлетворенно кивнул головой. Но синьор Луиджи не унимался. Он еще больше нахмурил брови и грозно пообещал:
— Бухгалтерские книги будут изучены тщательным образом.
Затем он щелкнул пальцами и махнул рукой слуге, который тут же выскользнул из зала, чтобы начать немедленное расследование.
— С этим вопросом мы разберемся. Но на тебе лежит еще одно серьезное и равное по важности обвинение.
— Еще одно? — с оттенком отвращения переспросил его римский папа.
— Да, падре! Обвинение в ереси!
В зале воцарилась тишина, и папа Павел встревоженно подался вперед. Его длинная борода коснулась коленей. Синьор Луиджи, наслаждаясь произведенным эффектом, приступил к объяснениям.
— В своей мастерской во Флоренции мессир Челлини экспериментировал с запретными текстами и арканами, которые находятся в прямом противоречии с церковными учениями. Мои источники поведали мне…
— Какие источники? — вскричал Бенвенуто. — Опять Паскуччи?
— Нет, — сухо ответил Луиджи. — Другие твои подмастерья. Они сообщили мне, что для создания предметов оккультной природы ты использовал различные гримуары — книги по черной магии, проклятые католической церковью. Никто, кроме нашего Господа, не имеет право изготавливать предметы такой силы и власти.
Папа Павел откинулся на спинку трона. Иностранный посол — судя по кружевам и пышному наряду, из Франции — испуганно вздохнул и прижал платок к лицу, словно защищаясь от заразы. Челлини почувствовал, что в помещение будто проник холод.
— Я не знаю, как отвечать на такие беспочвенные обвинения, — сказал он. — К тому же мне неизвестно, от кого они исходят.
— Мне известно, — заявил синьор Луиджи. — Этого достаточно!
— Сын мой, он говорит правду? — спросил папа Павел.
Бенвенуто смутился. Следовало бы все отрицать, но ложь святому отцу была слишком тяжким и непозволительным грехом. Синьор Луиджи заметил это. Прежде чем Челлини успел придумать достойный ответ, он быстро подошел к нему и вытащил из-под его воротника цепочку серебряного медальона. Сжав «Медузу» двумя пальцами, он показал амулет своему благодетелю.
— Вот доказательство, отче! Вот доказательство ереси! Нечестивый предмет, чье истинное предназначение известно лишь дьяволу.
Папа жестом показал, что хочет рассмотреть предмет поближе. Один из священников снял медальон с Челлини и передал его Павлу. Тот взглянул на лик горгоны, затем перевернул амулет и потер большим пальцем черный шелк прокладки, закрывавшей стекло.
— Что это? — спросил он.
— Зеркало, ваше святейшество.
Папа повернул зажимы, и шелковое покрытие соскользнуло вниз. Челлини с опаской посмотрел на узкие окна, выходившие в сад Ватикана. К счастью, над рощей апельсиновых и лимонных деревьев сияло солнце, а не полная луна.