— Ты… — обратился он к Рею. — Ах, да, у тебя тоже есть о чем просить нас. Нет ты имеешь право требовать, поскольку не добровольно брался за это дело, а выбор был сделан за тебя.
— Да, — коротко ответил Рей.
— Ты не нашей крови, эта война не твоя. В момент наивысшей опасности для нас мы выковали из тебя оружие и воспользовались им. Подумав, ты согласишься, что это было правильно. Я много говорил о выборе и его результатах. Мы выбрали помощь иноземца, доверившегося нам, и это было злым деянием. Но для этого у меня единственный ответ: мой выбор лежал между благом одного человека и гибелью всего моего народа.
Мы не могли дотянуться до этой страны: ее слишком хорошо охраняли барьеры и ловушки не только видимые, вроде стен и воды, но также и те, которые воздвигли Мегос и его ученые, которые быстро обнаруживали любого человека нашей крови, рискнувшего идти сюда. Я думаю, ты хорошо узнал их оружие, когда тебя в конце концов захватили. Поскольку ты не из нас, у тебя есть некие врожденные предохраняющие силы, какие мы не можем надеяться развить у себя. И вот мы вложили в тебя то, что считали нужным, чтобы ты открыл двери. Ты был ключом, причем единственным у нас.
— Даже к Преданному Тьме? — спокойно спросил Рей. Он не встал на колени, как Че. Он смотрел в глаза человеку, правящему большей частью мира, и не испытывал благоговейного страха.
— Даже к нему, — согласился Ре Му. — Это только первый разведчик той армии, которую Мегос хотел выпустить на нас, он тоже был ключом, потому что каждый раз, когда его вызывали и кормили, у него крепли связи с этим миром. Со временем он привел бы сюда весь свой род, а может быть, и кого похуже, поскольку то страшное и чуждое место, из которого его вызвал Мегос, — вражеская цитадель. И мы не знаем, какие еще ужасы могут быть в этой бездне. Так что ты послужил приманкой, позволившей вытащить его, пока еще мы могли разделаться с ним и закрыть ужасные ворота.
И я говорю: за всю нашу историю не было человека, так хорошо послужившего матери-стране, как ты, иноземец. Нет ни одного человека, который когда-либо мог встретиться с таким злом и удержать его на расстоянии. Не в моей власти полностью вознаградить тебя, потому что говорить о вознаграждении — значит преуменьшить то, что ты сделал. Но проси, чего желаешь…
— Верни меня в мое время и место, — попросил Рей.
Ре Му долго молчал. Затем медленно сказал:
— Все наше знание, какое есть — твое. Можно ли это сделать — я не знаю. А что, если нельзя?
— Не знаю. Знаю только… — Рей в свою очередь замялся, затрудняясь выразить словами свои ощущения. — Я не из этого времени. Может быть, я не смогу вернуться, но попытаться должен.
— Да будет так!
Рей отступил назад и Че с ним. Лицо мурийца было печальным.
— Ты… ты ненавидишь нас, брат? Из-за того, что тебя заставили сделать? Я не знаю, что это было, но вижу, когда в человеке вызывают злобу…
Рей ничего не чувствовал, только усталую опустошенность, странное неудобство, словно он не участвовал более в жизни, само существование было всего лишь условностью в каком-то безразличном для него месте. С тех пор, как он перестал быть вместилищем воли Наакалей и видел смерть Преданного Тьме, он чувствовал себя всего лишь наблюдателем. И стать реальным снова…
— Нет, у меня нет ненависти, — сказал он. — Только усталость. Я устал…
— А если ты не сможешь вернуться? — Муриец протянул руку, но не коснулся Рея, как будто тоже чувствовал преграду между ними, и понимал, что встреча пальцев не объединит их.
— Не знаю…
Рука Че опустилась, но он по-прежнему шел рядом с Реем, время от времени поглядывая на него. Рей действительно устал и шел теперь в то место храма, куда его принесли для лечения. Там он вытянулся на ложе.
Че лег рядом на груде плащей и быстро уснул. Но Рей, несмотря на усталость, никак не мог заснуть. Он закрыл глаза и пытался — да, на этот раз ПЫТАЛСЯ увидеть деревья, молчаливый лес.
Ре Му предлагал ему все, что он пожелает. Можно попросить корабль.
На корабле плыть на север, а там пересечь равнину и углубиться в сумрак леса, чтобы найти то место, те ворота, через которые он вошел в этот мир.
А что, если он еще раз встанет на то же самое место, и ничего не произойдет?
Он услышал шорох и открыл глаза. Уча, выглядевший очень старым и увядшим в своей белой мантии, которая казалась более материальной, чем хрупкое тело в ней, стоял и смотрел на него.
— Ты был той волей? — сказал Рей.