Городской дом Ярослава к весне основательно восстановлен. На отделку затрачено много сил и труда. Причём Ярослав не стесняясь привлекал к работам не только своих, но и людей из других семей. На весну восстановлены перекрытия и покрыты черепицей крыши; комнаты оштукатурены, побелены; полы настланы и покрашены; установлены где требуется лестничные марши и сделаны галереи, непосредственно примыкающие к жилым помещениям. Над центральным двором возведена сплошная крыша со световыми колодцами, а небольшое помещение сродни мегарону, в котором имелись такой же очаг и трон, отделано росписью. Здесь Ярослав собирался принимать просителей.
Без всяких сомнений жить в городском доме гораздо удобнее, чем в тесных клетушках дворца–крепости. Второй этаж занимали многочисленные спальни и жилые помещения. На каждого приходилось по одной–две отдельных комнаты. После переезда сразу стало намного просторнее. Вещи, ранее громоздившиеся в крепости горами чуть ли не до потолка, теперь легко помещались в складских помещениях на первом этаже или дальней хозяйственной части, отчего комнаты и спальни выглядели пустыми. Никто ещё не успел обзавестись мебелью. Чаще люди даже из семьи Ярослава не имели её совсем, спали на полу, на набитом сеном матрасе. Редко положение скрашивали простые столы, лавки или сундуки. На первом этаже разместились: зал для приёмов, оружейные, склады для наиболее ценных вещей. Здесь же в передней, можно сказать, официальной части дома, размещалась школа, которую могли посещать все дети переселенцев–землян. Школа содержалась целиком за счёт семьи, а учителями определялись те, кто сам наилучшим образом знал предметы и способен преподавать.
Вглубь здания шли столовые, кухни, а на заднем дворе располагались помещения, для хранения продуктов с устроенными здесь горшками–хатумами. Далее хлев для скота, конюшни, сеновалы. Сюда переведена ботная мастерская, которой уже не находилось места в крепости. В небольшом помещении располагались ручные жернова для помола муки.
Особенностью дома стало устройство бани на русский манер, что среди переселенцев–землян стало не рядовым событием. До сих пор благодаря тёплому климату, народ использовал для мытья близлежащий ручей, ну или воду в ведре. Но окультурить процесс желали многие. Поэтому баня в доме Ярослава стала неким символом прогресса. Народ ходил узнать, как устроено с желанием сделать подобное или даже лучшее. Поднятая волна, на первый взгляд, обычного сооружения, естественным образом затронула туземцев. Те, кто постоянно жил в доме, и те, кто приходил, дивились не понимая причин мыться горячей водой, тем более многие и холодной не мылись.
Проявила интерес и Миэле. Энола естественно отнеслась к предложению мыться горячей водой крайне насторожённо. Но не предвзято и с любопытством. Тем не менее, обливание кипятком не понравилось, и после первой попытки повторять не пожелала, предпочитая по старинке ходить к ручью. Остальные аборигенки из семьи Ярослава, вроде Ноки, подобно эноле и рады были отказаться, но их никто не спрашивал. Миэле, видя подчинение традиции со стороны всех в семье, а она, по местным представлениям — часть семьи Ярослава именно как заложница, была вынуждена, скрепя сердце, исполнять ритуал, тем более что сам её хозяин не раз упоминал, что не любит грязных женщин. Впрочем, исполняла формально, скорее имитируя процесс.
Жизнь в новом просторном доме понравилась всем, включая Миэле, которой выделили отдельные апартаменты. После переезда, в крепости в помещениях Ярослава оставалась лишь охрана, а сами комнаты заняты под склады. Жить одной, с листе Лигиэло и охраной из незнакомых людей — скучно, несмотря на достаточный комфорт в её высоком тереме, изнутри напоминавшем по убранству жильё энолов. По этой причине они с листе целые дни проводили в новом доме или поместье. Втягиваясь в жизнь человеческой семьи, точнее, общества людей, волей–неволей вынужденна мириться с его особенностями. Выяснялись некоторые нюансы ведения хозяйства энолов. Так, на удивление, выяснилось — несмотря на чёткую позицию энолов, как собирателей и охотников, и полное пренебрежение сельским хозяйством. Первородные в тайне им занимаются, и не только относительно лесоводства, садоводства, что не считалось позором, но выращиванием растений на грядках, что тяжкий грех. По словам Миэле, их народ в настоящее время плотно заперт в лесах и горах, не имея возможности собирать злаки и овощи на открытых пространствах степей и лугов. Поэтому каждая семья, втайне от сородичей, иначе позора не оберёшься, разрабатывала небольшие огородики на лесных полянах и строго оберегала от сородичей. Порой целые семьи, уходя, якобы, на охоту, сеяли в укромных местах горных долин зерно или садили рамин. Потом, когда продукты оказывались в деревне, говорили, что они собраны с риском для жизни в степи. Все об этом знали, но вынуждены мириться. Мир вокруг Древних лесов стремительно менялся.