— В этом нет необходимости, — едко сказала Илна Темплу.
— Возможно, — ответил крупный мужчина с улыбкой. Он вложил свой пурпурный клинок в ножны с плавностью воды, выливаемой из кувшина, но жители деревни остались на своих местах. Очевидно, получилось так, как он и намеревался; и, возможно, в конце концов, он был прав.
— Бистона лежит на диванчике, — сказала Илна Брекону. — Она не несет ответственности за монстров, и, судя по тому, что она сказала минуту назад, к ней, возможно, возвращается здравый рассудок. Она сделала паузу, чувствуя, как каменеет ее лицо. — Вы должны относиться к ней как к одной из своих, — продолжила она. — Возможно, я никогда не вернусь в вашу деревню, но если я вернусь, и с Бистоной плохо обойдутся, я буду считать вас не лучше тех монстров, от которых мы избавили вас этим утром.
Бистона неожиданно крикнула: — Ламо эарарачарраэй аначаза!
— Что она сказала? — потребовал ответа Асион, переводя взгляд с лежащей женщины на Илну. — Я ничего не понял.
— Ричар басумаяоякинту анаксарнакса! — продолжила Бистона. Ее глаза были открыты, но несфокусированы; руки скрещены на груди, как у трупа.
— Это волшебство, — пояснила Илна. Эти слова ничего для нее не значили, но она достаточно часто слышала, как Теноктрис и другие произносят слова силы, чтобы к настоящему времени распознать тон и ритмы. И в очень неподходящее время, как подумала она, хотя и не высказала этого мнения вслух. Песнопение Бистоны должно было вызвать у жителей деревни чувство неловкости, и они, очевидно, уже обвиняли ее в своих несчастьях.
— Брекон, она говорит от имени Владычицы! — взволнованно сказала Грайя. — Редмин мертв, но Божья Матерь сделала Бистону своим оракулом — вместо него!
— Как это оракулом? — удивился Асион. — Вы можете это понять?
— Фамета матамаксанрана эхонтохерита! — пропела нараспев Бистона.
— Никто этого не понимает, даже волшебники, — презрительно сказала Илна. Она уже видела подобную подделку раньше. Без сомнения, Бистона вскоре «проснется» и объявит деревне, что теперь она их священник, и они должны почитать ее. Что ж, Илна хотела именно такого результата, но ее все равно раздражало, что это было сделано с помощью лжи.
— Илна ос-Кенсет — прокаркал ворон. — Прямой путь извилист, кривой путь прям. Его голос был резким, но вполне понятным. Не было ни малейшего шанса, что Илна неправильно истолковала звуки, которые обычно издают птицы.
Грайя вскрикнула от восторга и прижала к себе мужа. Другой старейшина опустился на колени и коснулся лбом пола крыльца. Он скрестил руки, целую и изувеченную, над головой.
— Ты должна свернуть в сторону, — сказал ворон, — или ты не достигнешь своей цели.
Бистона пошевелилась на кушетке. Она дважды моргнула и потерла глаза тыльной стороной ладони.
— Я никогда раньше не слышал, чтобы птицы разговаривали, — сказал Карпос, не испуганный, а удивленный.
— Да, да, — сказала Грайя, — Божья Матерь всегда говорит через Слугу, добрый господин. Ну, когда она это делает.
— Редмин много раз говорил, что Слуга сообщил ему ответ, и проситель должен оставить свой подарок для Владычицы, — объяснил Брекон. — Но иногда бывает вот так.
— Грайя? — обратилась к ней Бистона, садясь на каменную кушетку. — Как я сюда попала? Затем, с ноткой пронзительности, когда она дотронулась до своей грязной одежды: — Что со мной случилось?
Темпл жестом пригласила старуху войти. Грайя мгновение колебалась, затем подбежала к Бистоне и схватила ее за руки. Она начала говорить, быстро, но тихим голосом. Ворон каркнул и расправил крыло, чтобы привести в порядок перья. У птицы был облезлый вид, свидетельствующий о преклонном возрасте. Старейшины перешептывались друг с другом, но Темпл и охотники смотрели на Илну.
— Вы ждете, что я что-то скажу? — сердито спросила она. — Мне нечего сказать. У меня нет цели! Ее спутники молчали.
Илна пронеслась мимо Темпла и быстро спустилась по ступеням храма. Она знала, что покидает святилище, чтобы птица не сказала ей что-нибудь еще. Она и так проявила слабость и разозлилась еще больше. Илна оглянулась. Темпл и охотники вышли на крыльцо.
— Я никогда не сворачивала в сторону, — заявила Илна. — И я не собираюсь делать этого сейчас! Но пока она говорила, вспомнила, что когда-то, давным-давно она отдала себя злу, самому Злу. Она ушла от него. Если бы она этого не сделала, если бы продолжила путь, который выбрала для себя, этот мир превратился бы в ледяное запустение. Таким, каким она его видела.
***
Визжащая лошадь разбудила Гаррика, но меч оказался у него в руке прежде, чем его собственные чувства пришли в норму. Король Карус обладал инстинктами кошки и рефлексами пружинного капкана; он никогда не забывал, где находится его меч, и что-нибудь непредвиденное заставляло его потянуться к нему. Это усложняло жизнь Гаррику, потому что принцу, как правило, не подобало выхватывать свой меч. Хотя были времена, когда это помогало ему выжить, и это, возможно, был один из таких случаев. Лошадь снова заржала. Звук оборвался хрустом кости, хотя другие животные продолжали брыкаться и реветь в конюшнях под окном Гаррика.
Ставни в комнате Гаррика были закрыты на засов, но правая створка приоткрылась и пропускала лунный свет. Он положил меч на матрас, набитый кукурузной шелухой, и быстро натянул сапоги. Наступить в темноте на вилы могло бы стать последней ошибкой, которую он когда-либо совершал.
— Ты знаешь, во что ты ввяжешься, если спустишься туда? — спросил Шин.
— Нет, — ответил Гаррик. Его ремень все еще висел на крючке в изголовье кровати; он надел его. Ему мог понадобиться не только кинжал, но и, скорее всего, он хотел бы освободить руки, держа меч в ножнах.
— Ты мог бы подождать здесь, — сказал Шин. — Комната прочная. Ты понятия не имеешь, какие существа бродят в этом регионе.
Отдельные комнаты гостиницы «Череп Кабана» находились в задней части второго этажа. Они были построены для торговцев, которые хотели бы запереть себя, своих охранников и свой багаж на ночь. Там было достаточно места для Гаррика и эгипана, хотя последний предпочел свернуться калачиком на полу, а не делить матрас с покрывалом из сшитых овечьих шкур.
Гаррик распахнул ставни и выглянул поверх наклонной крыши конюшни, не отвечая Шину. Он бы сам себе не нравился, если бы был человеком, мыслящим категориями Шина; и в любом случае, Шин вопроса не задавал.
Мальчик, Мегрин, стоял на опушке леса и что-то кричал. Гаррик не мог разобрать слов; возможно, это были вообще не слова, а просто ужас, озвученный голосом. Открылось следующее окно. Мастер Орра выглянул, встретился взглядом с Гарриком и снова нырнул внутрь. Его ставни захлопнулись.
Призрак в сознании Гаррика рассмеялся. — Нет недостатка в людях, которые хотят, чтобы кто-то другой сражался за них, — сказал Карус. — Я никогда не возражал быть этим кем-то.
Щит Гаррика был прислонен к стене ниже того места, где висел его меч; он поднял его за двойные рукояти. Это было плетеное водостойкое изделие с покрытием из вощеного льна, предназначенное для стрелков. Он казался неуютно легким по сравнению со щитом линейного пехотинца из березовой фанеры, который Гаррик носил в бою, на руке — и гораздо чаще на памяти Каруса, но даже в этом случае это было лучше, чем было у большинства путешественников.
— Сойдет, парень, — сказал Карус хриплым шепотом. — Это то, что у нас есть, так что сойдет.
Гаррик вышел на крышу, держа щит в левой руке и мерцающий серый меч в правой. Его улыбка отражала улыбку призрака в его сознании. Устойчивая крыша конюшни была сделана из жердей толщиной в руку, уложенных рядом. Они не были ничем покрыты, не говоря уже о том, что не были квадратными, но с них отслоилось достаточно коры, чтобы, если бы в конюшне было светло, Гаррик смог бы заглянуть сквозь них и увидеть, что происходит.