— О, ее клятва обязательна, Гаррик, — весело подсказал Шин. — Хотя я далек от того, чтобы отговаривать тебя от того, чтобы тебя разорвали на части. Я уверен, что именно на этом настоял бы настоящий герой вроде твоего предка, не так ли?
— Как такое может быть? — изумленно переспросил Гаррик. — Доверять этому монстру? Он чуть было не повернул голову, чтобы посмотреть на эгипана, но вовремя спохватился. Каким бы большим ни был этот людоед — огр, он видел, как быстро она двигалась.
— Ты удивлен? — спросил Шин. — Я не знаю почему. Твоя клятва обязательна, не так ли? Даже если бы ты дал ее людоеду?
Шин подошел к Гаррику, разглядывая коленопреклоненного огра с холодной рассудительностью погонщика, оценивающего овец. — Ты, конечно, не сможешь воспользоваться своим седлом, но я уверен, что ты мог бы изготовить сбрую из шкур. В этом месте нет недостатка в шкурах, не так ли? В конце концов, нам предстоит пройти более длинный путь, чем я хотел бы пройти в твоих неуклюжих ботинках. Он издал свой булькающий смешок. — Хотя, конечно, это не будет иметь значения, — весело добавил он. — Она, конечно, разорвет тебя на части, если ты будешь сопротивляться. Это будет очень героическая смерть, без сомнения.
Гаррик закашлялся, начал смеяться и снова закашлялся. Его меч задрожал. Ему нужно было что-то предпринять. — Людоед! — сказал он. — Ты клянешься?… чем ты клянешься? У тебя есть Боги?
Людоед-огр снова изобразила искаженную улыбку. — Какое дело Богам до таких людей, как я, или существ, подобных тебе, в любом случае? Я даю тебе слово, Гаррик ор-Рейз, что я понесу тебя, как лошадь, что я не причиню вреда тебе и что я не причиню вреда другим существам по твоему желанию.
Гаррик вложил свой меч в ножны. — И я клянусь тебе, людоед, — сказал он, — что буду обращаться с тобой так же хорошо, как с лошадью или хорошим слугой, пока ты держишь данное мне слово.
— Ее зовут Кора, — сказал эгипан, появляясь в дверях. — Пишется К-О-Р-А. Хотя, я полагаю, ты можешь продолжать называть ее людоедкой. У тебя ведь не было имени для лошади, не так ли?
— Выходи, Кора, — сказал Гаррик, — и позволь мне взглянуть на тебя при лучшем освещении. Кроме того, тебе, должно быть, там тесно, а я обещал, что буду обращаться с тобой должным образом. В левой руке у него все еще был длинный кинжал; должно быть, он забыл о нем.
Он вложил его в ножны, когда людоедка низко пригнулась, чтобы пройти под дверной фрамугой, а затем выпрямилась во весь рост, без труда достигнув двенадцати футов. Кора потянулась, затем сказала: — Хотя я понимаю, что это может быть неделикатным вопросом, хозяин, я вломилась в эти конюшни, потому что была очень голодна. Если у вас нет лучшего применения трупу вашего бывшего скакуна, могу я продолжить трапезу?
Гаррик начал смеяться, но призрак Каруса расхохотался еще сильнее.
Глава 7
Кэшел предпочел бы побыть снаружи, под звездами, но он не возражал подождать в гробнице вместе с Теноктрис. Он сидел спиной к порогу, положив посох на колени. Масла было достаточно, чтобы лампа в другом конце помещения горела всю ночь, и все было бы в порядке, даже если бы она погасла. Когда дул подходящий ветерок, он улавливал обрывки разговоров солдат. Вместо того чтобы стоять вокруг траншеи, они поднялись на вершину холма. Оттуда они могли видеть любого, кто приближается к гробнице, но все равно держались немного в стороне от волшебства.
Песнопение, начатое Теноктрис, когда она лежала в каменном гробу, продолжалось в ритме значительно ниже того уровня, при котором Кэшел мог расслышать его как слова. Сейчас Теноктрис не говорила, во всяком случае, ее губы не шевелились: он наклонился поближе, чтобы убедиться в этом. Кэшел улыбнулся. Вероятно, хорошо, что солдаты держались на расстоянии. Было приятно наблюдать, как они раскапывают могилу, но, вероятно, звук обеспокоил бы их, если бы они были достаточно близко, чтобы слышать.
Лампа потускнела до голубого свечения фитиля. Кэшел наклонился вперед, вставая. Если бы он сразу вскочил на ноги, то разбил бы голову о каменную перекладину. Однако в самой гробнице он мог стоять прямо. Она была недостаточно высока для посоха, поэтому он держал его поперек. Он не знал, что произойдет, но был готов настолько, насколько это было возможно. Лампа снова зажглась. Кэшел нахмурился; он был рад свету, но это было совсем не то, чего он ожидал. Масло, которое Теноктрис налила из своей закупоренной бутылки, было таким жидким, какого Кэшел никогда раньше не видел. Может быть, именно поэтому оно так себя вело?
Прямо из воздуха возник человек и направился к другому концу гробницы. Он не вылез из стены, Кэшел был уверен в этом; сначала это был овальный туман, затем этот парень прошел сквозь него и встал у подножия гроба. На вид он был молод, ему едва исполнилось шестнадцать. Его шелковые одежды были такими тонкими, что сквозь них можно было разглядеть лампу. Ткань была ярко-синей; на ней были слова, вышитые золотом. Кэшел быстро узнал старинный витиеватый почерк.
— Боже мой, но ты такой большой, — сказал незнакомец, улыбаясь так, что Кэшелу это не понравилось. — Как тебя зовут, красавчик?
— Я Кэшел ор-Кенсет, сэр, — представился Кэшел, слегка шаркая ногами, чтобы убедиться, что они правильно поставлены. — Вы тот самый парень, который был здесь похоронен?
Лампа загорелась ярче, чем когда-либо, но черты лица незнакомца были резкими даже там, где они должны были находиться в тени. И, кстати, о тенях — Кэшел взглянул на стену гробницы по другую сторону незнакомца от лампы. Вместо тени молодого человека на ней был виден тощий демон с головой ящерицы. Свет лампы проникал сквозь перепонки крыльев, отбрасывая более светлые тени, чем само тело; они двигались, когда незнакомец говорил.
— Похоронен? — переспросил незнакомец. — Боже мой, что за мысль. Но твоя подруга пришла сюда, чтобы найти меня, если ты это имеешь в виду. Он посмотрел на Теноктрис сверху вниз и ухмыльнулся. — Я, конечно, понимаю, почему она хотела, чтобы я возглавил дело, — сказал он. — Боже, если бы я был таким жалким слабаком, я бы просто повесился.
Он улыбнулся Кэшелу, очевидно, ожидая реакции, которой не последовало. Кэшел не позволял словам вывести его из себя, особенно когда это было то, что пытался сделать другой парень — как здесь. Конечно, то, что он не разозлился, не означало, что он не нанес бы быстрый удар посохом, впечатав парня в стену с такой силой, что сломал бы кости. Кэшел и на этот раз не стал бы этого делать, потому что Теноктрис действительно пришла сюда, чтобы встретиться с ним. Однако мысль об этом заставила Кэшела улыбнуться.
Незнакомец хихикнул, повернулся и направился в дальний конец камеры, прежде чем повернуться снова. Его тень колыхалась по грубо отесанной стене вместе с ним. — Я хотел получить Первый Камень, — задумчиво сказал он. — Ну, конечно, я хотел — любой бы хотел. Но я знал, где его найти и как его достать... почти.
Он снова рассмеялся, но в этом звуке не было ни капли юмора, даже радости палача. — Это «почти» дорого стоило, красавчик, — сказал он. — Оно стоило мне времени, больше времени, чем ты можешь себе представить. Я начинал думать, что оно будет стоить мне вечности; всего времени, которое когда-либо будет.
Быстро и бодро он направился к Кэшелу, протягивая левую руку. — Но теперь пришел твой друг, — сказал он. — Я заплатил, и хорошо заплатил, за свою информацию, и наконец-то я могу использовать ее, чтобы добыть Первый Камень. Отдай мне медальон, который ты держишь для меня, мой маленький цветочек, и мы продолжим дело, завершения которого я так долго ждал.
— Нет, — ответил Кэшел. Он не повышал голоса, но услышал, как он стал хриплым. — Медальон мне дала Теноктрис. И я должен хранить его.
— Ты думаешь, что можешь угрожать мне, ты, червяк! — возмутился незнакомец. — Угрожать мне? Он был — он не стал, он был — львом, даже больше, чем любой настоящий лев — зверем, чьи открытые челюсти могли проглотить Кэшела целиком. Из его разинутой пасти воняло гниющей между клыками плотью. Кэшел сгорбился.