— А дворянское ополчение? Ведь закон Гавана Миротворца устарел. Они примут на себя первый удар, пока страна будет перестраиваться для войны.
— Увы, отец Аластер, — тяжко вздохнул канцлер, — ситуация слишком неоднозначна. И просто отменить ограничение числа солдат в личных дружинах я не могу. Против встанут многие Высокие роды — ради сохранения политического баланса им придётся повышать свои военные расходы. А тратиться на армию, как я говорил, они не хотят. К тому же, первыми кинутся наращивать силы северные лорды, в тех краях ещё не забыт «мятеж лилий» поколение назад. Северяне могут попытаться повторить в разгар войны. А петиция южан вывести из-под действия закона только их опять не пройдёт через совет. Поверьте, мы с Кайром уже пытались.
На какое-то время пришла тишина, изредка нарушаемая треском поленьев. Аластер пододвинул кресло чуть ближе к огню, достал из под рясы небольшой томик и несколько минут что-то там искал. Потом с удовлетворённой улыбкой захлопнул книгу и обратился к остальным:
— Уважаемые даны, не знаю, упоминал ли кирос Брадан, но до принятия сана я всерьёз увлекался юриспруденцией. Да и теперь нахожу в этом занятии неплохой отдых. И сейчас я вспомнил об одном указе времён Ниана Второго Святого. Который ещё носил прозвище «Законник». Как известно, он любил оформлять своей печатью любую мелочь. И потому после сражения при Лох-Хопе, когда барон кинул против десанта с Бадахосских островов вместе с ополчением местных висельников, пообещав выжившим прощение, император подписал бумагу. Согласно которой любой может искупить свою вину службой в армии «на защите страны». Я сейчас сверился с кратким «Сводом» — указ не применялся с тех пор ни разу, но до сих пор действует.
— А если добавить условие, что после выхода в отставку они имеют право заселяться только на юге и востоке… Вы гений, отец Аластер, — подхватил его мысль Раттрей. — Если правильно развернуть ситуацию, сделать обязательный ценз службы всего три-пять лет, то к началу войны мы получим недалеко от границ минимум два-три опытных легиона отставников. И парочку «карманных», про которые наши брезгливые Высокие лорды даже не вспомнят.
— Даже больше того, — вступил канцлер, — я спокойно смогу разрешить южным баронам увеличить дружины. «Дабы обуздать возможные волнения выселяемого преступного элемента». Кайр, с вас нужное общественное мнение.
— В идеале, инициатива вообще не должна исходить от нас… — начал Раттрей, когда его прервал патриарх.
— Думаю, что к императору можем обратиться мы. Я давно уже говорил, что тюрьма слишком часто делает из человека зверя. И если появляется возможность дать заблудшим овцам шанс… Знай я о законе, предложил бы то же самое намного раньше.
— Тогда на этом нашу сегодняшнюю встречу, думаю, можно считать состоявшейся? — с улыбкой спросил канцлер.
— С именем Единого да выстоим, — подвёл итог патриарх.
Не прошло и месяца, как столица и крупные города провинций забурлили от рассказов и слухов про злоупотребления служащих тюрем и тяжкую жизнь заключённых. Не каких-то там душегубов, позвольте! Во всех модных салонах шли разговоры о бедных и несчастных молодых людях, которые оказались на каторге, попав под минутное влияние дурного. А теперь выйдут годы спустя и калеками. Тщательное расследование показало, что ничего сверх закона или установленного правилами в тюрьмах не происходит, случаи судебных ошибок редки… Фабрику слухов и общественное мнение было уже не остановить. Особенно когда сначала среди красоток высшего света, а потом и среди подражавших дворянским салонам жён городских купцов и мастеровых стало модно «помогать обиженным, если зажиревшие чиновники и государство не хотят о них позаботиться».
Впрочем, до петиций Совету высоких лордов «о послаблениях в чрезмерно суровых законах» дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи «тех, в ком есть надежда на исправление». Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме немало времени и изволил размышлять целых пять минут. После чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот «немедленно разобрался со всякими глупостями», которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже «всерьёз» заниматься проблемой не стал. Тюрьмы находились в ведении службы Хранящего покой, а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто. Какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император не глядя подмахнул указ о создании Тринадцатого «штрафного» легиона и всё успокоилось. Тем более что и мода ходить по кандальникам постепенно сменялась свежими веяниями. Например, лично высаживать в оранжереях, которыми славился Турнейг, одну-две клумбы не прибегая к помощи садовников.