Меня пытались уговорить в приёмной комиссии не делать этого, но мне ничего другого не оставалось. Я вернулся домой и через некоторое время стал работать на заводе № 411 Гражданской авиации г. Минеральные Воды, на котором я проработал до мая 1979 года. Меня определили в радиоцех, в так называемую, группу драгметаллов. Моя работа заключалась в том, чтобы изымать из отработавшей своё радиоаппаратуры золото, платину и серебро. Это «изымание» заключалось в том, мы все разбирали эту списанную аппаратуру на части, разбивали молотками разные типы реле, переключателей и т.д. Как ясно из описания — работа очень «творческая». Тем не менее, я смог сделать её творческой для себя. Я просто решил устроить соревнование с самим собой, другими словами, я решил поставить себе задачу — сколько, к примеру, реле я смогу разбить за час, желательно не попадая по своим пальцам. После чего ставил себе задачу разбить на пять реле больше и т.д.
В результате, нудная, бессмысленная работа приобретала для меня смысл преодоления самого себя и стала приносить моральное удовлетворение, когда мне удавалось выполнить поставленную себе самому задачу. В этой группе со мной вместе работало несколько парней, попавших на эту работу после увольнения из армии. Мастером был выпускник физического факультета университета. На зарплату учителя он не мог содержать свою семью и был вынужден пойти в «рабочий класс». Единственной женщиной в группе была учётчица. Когда я появился на работе в первый день, меня тут же стали «прощупывать», как это делается со всеми и везде. И когда выяснилось, что я не пью, не курю, не ругаюсь, не гуляю и т.д., мне авторитетно заявили — что менее чем через месяц я буду «свой в доску». Что они под этим подразумевали, я думаю, не сложно догадаться. Но, менее чем через месяц … все они клялись мне, что они бросают пить, курить, ругаться. За каждое нецензурное слово накладывался штраф в десять копеек, с тем, чтобы потом эти деньги можно было использовать для культурных мероприятий.
И как ни странно это может показаться на первый взгляд, эта копилка оставалась практически пустой. И если у кого ещё по привычке и срывалось ругательство — ребята извинялись передо мной за это. Мне открывали свою душу и искали поддержки в трудную минуту. С мастером мы дискутировали и спорили по вопросам физики и астрономии и практически всегда я выходил победителем в спорах. Наверно, для большинства сложно представить такое, но это было, и я не думал об этом, как о чём-то особенном. Я просто был уверен, что смог их убедить в правильности тех или иных действий и не более того. В то время я был весьма наивен думая, что всё дело только в правильном объяснении человеку сути проблемы, чтобы изменить вредные привычки. У меня был только мой опыт, лишь на него я мог полагаться и серьёзно предполагал, что подобное происходит со всеми.
На заводе я проработал до середины мая 1979 года, после чего уволился и стал готовиться к поступлению в харьковский университет, на радиофизический факультет. Харьковская школа радиофизики считалась, в то время, лучшей в Союзе.
На этот раз, я отправился в город Харьков. Устные экзамены по физике и математике я сдал на отлично, два письменных на тройки и… я стал студентом. Эти тройки были первыми и последними за время обучения в университете. Интересно то, что письменный экзамен по математике включал задачи из разделов высшей математики, которые не изучались в школах. Перед поступлением в университет я не только полностью освежил школьную программу по математике, но и изучил много дополнительного. И тем не менее, некоторые задачи письменного экзамена были мне просто незнакомы. Подобная система позволяла контролировать, кто может стать студентом, а кто нет. Достаточно было, только для «желательных» абитуриентов, пройти «специальную» подготовку перед вступительными экзаменами и, если ты не полный идиот, поступление было гарантировано.
Очень часто задачи для письменного экзамена по математике составляли те же люди, что и подготавливали «желательных» абитуриентов. Подобная тактика применялась практически повсеместно и не только в отношении математики. Немало студентов из этих «желательных» абитуриентов, получивших на вступительных экзаменах пятёрки и четвёрки, первую сессию, как и все остальные, еле вытягивали на тройки. А несколько человек из них были отчислены. Я это написал не столько для того, чтобы показать, какой я «замечательный», а для того, чтобы показать существовавшую систему контроля поступавших в высшие учебные заведения в Советском Союзе, позволявшую допускать к высшему образованию в основном только представителей «малых народностей», вернее, одной «малой народности».