Дело принимало пугающий оборот.
За три недели «система Ландрада» заработала в полную силу. Габриэль был потрясен стремительностью ее внедрения в жизнь форта и широтой охвата, но разоблачить Рауля не мог, и в нем сработал преподавательский рефлекс: он начал все записывать, хоть и не знал точных количеств и фамилий контрагентов Ландрада. Возвращаясь к себе, он помечал в блокноте названия продуктов, предполагаемые исходные и конечные точки, дни и часы. Габриэль притворялся, что не видит, как капрал общается с хозяйкой мясной лавки, бакалейщиком, поставщиком вина, но все записывал. Грузовик привозил в Майенберг блоки сигарет, пакеты с табаком, сигары в коробках, не фигурирующие ни в одной официальной накладной, и Габриэль брал все это «на карандаш».
Шли дни, похожие один на другой, и радость избавления от удручающей атмосферы Майенберга сменилась желанием вернуться туда и избавиться наконец от шантажиста и его грязных делишек. Он ясно осознавал, что рано или поздно организаторы грандиозных махинаций будут арестованы военной полицией. Оставалось одно – подделывать цифры и маскировать «неудобные» детали.
Очень скоро произошли два события, и Габриэль, не успев понять, что к чему, был подхвачен вихрем эпохи: его жизнь изменилась, чтобы никогда не стать прежней.
Бывает, что сложные операции проваливаются в одно мгновение: коммерческая империя старшего капрала Ландрада рухнула за один день.
Все началось с глупой ошибки Рауля.
Проверяя кузов, Габриэль обнаружил между двумя пустыми ящиками четыре канистры дизельного топлива.
– Да это пустяк! – сказал Ландрад. – От нас не убудет, а беднягам-землепашцам хоть в петлю лезь из-за ограничений на горючку!
Рауль украл со склада в Майенберге солярку, на которой работала система вентиляции и фильтрации. Пока Габриэль находился в форте, он часто проверял ее работу и воспринял поступок капрала как предательство, посчитав, что в случае газовой атаки недостаток топлива может погубить французских солдат.
Вид канистры спровоцировал приступ астмы, он ужасно побледнел, повернулся к Ландраду, прошипел:
– К черту твою коммерцию, Ландрад! – и спрыгнул на землю.
– Постой, приятель! – крикнул тот.
Его дружки заступили Габриэлю дорогу.
– Все кончено, подонок!
Голос Габриэля сорвался, на них начали оборачиваться. На лицах солдат читались любопытство и недоумение, но он закусил удила, выхватил из кармана заветный блокнотик с компроматом и отчеканил:
– Я все записал! Твои махинации, даты, время! Будешь объясняться с командиром!
Рауль отреагировал мгновенно, оценив всю опасность ситуации, возможные последствия, и впервые запаниковал. Увидел боковым зрением приближавшихся с разных сторон солдат, он ударил Габриэля в солнечное сплетение, и тот сложился пополам. Амбресак тянул его за подмышки, Рауль пытался отобрать опасный документ, но Габриэль держал его мертвой хваткой. Негодяи затащили героя в полутемную комнату и принялись избивать. Амбресак ударил его ногой в пах, и Габриэля вырвало.
– Прекрати! – рявкнул Ландрад, оттаскивая своего приспешника, наклонился к Габриэлю и мягко попросил: – Не валяй дурака, отдай блокнот и вставай, все будет хорошо…
Габриэль только крепче вцепился в блокнот и свернулся улиткой, подтянув колени к голове.
Внезапно завыли сирены.
Боевая тревога…
По коридорам бежали десятки солдат.
Рядовой второго класса запнулся о валявшийся на земле вещмешок. Рауль схватил его за плечо и проорал:
– Что, черт возьми, происходит?
Молодой парень не отвечал, завороженный видом избитого Габриэля.
Рауль повторил вопрос.
– Война… – пробормотал рядовой.
Габриэль поднял голову.
– Боши… Они в Бельгии!..
8
В понедельник Луиза вышла на работу. Коллеги здоровались с ней сдержанно, скорее даже небрежно – не так, как бывает, когда человек возвращается в коллектив после болезни. Каждый был озабочен собой и ситуацией в стране. Учителей, которых не мобилизовали в 1939-м, призвали на воинскую службу. Многие уехали из Парижа. Преподавателей стало меньше, а учеников прибавилось, у многих беженцев были дети, не хватало столов и стульев, всего не хватало. В избытке были только оскорбления. Повторяя за родителями, многие маленькие французы называли маленьких бельгийцев «бошами с севера», передразнивали акцент люксембуржцев, пикардийцев, уроженцев Лилля. Война медленно, но неотвратимо, как ядовитый туман, заползала на школьный двор.