- Почему - это другой вопрос, - перебил его академик. - Нас интересуют открытия и явления, лежащие за пределами современных научных понятий...
- Но она пятитонный грузовик на десять метров швыряет, разве это входит в понятия?! - вскрикнул Семен.
- Явление телекинеза всего лишь недостаточно изучено, но отнюдь не отрицаемо наукой. Вот пусть Андрюша Авербах и изучает его, зачем лезть в его работу. Помимо всего прочего, Семен Борисович, это неэтично.
Семен всплеснул руками, и его круглое лицо скривилось в обиде.
- Николай Николаевич, я действительно не понимаю! Это же как в сказке: пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что! Я вам все что угодно достану, я вам снежного человека на веревочке приведу, но я не могу так, вслепую!
- Не обижайтесь, Семен. Я ценю вашу инициативу, но мы действительно идем вслепую, - смягчился академик. - То, что мы ищем, не просто не лежит на поверхности. Оно спрятано так, что о нем и слуха нет.
Он встал, медленно прошелся по комнате, остановился рядом с Семеном, положил ему руку на плечо.
- Друзья мои, я оторвал вас от ваших лабораторий, от исследований, от монографий, но я сразу предупредил: может быть, мы потратим годы впустую. Мне-то было легче, чем вам, принять такое решение: в науке я сказал достаточно. Может быть, все, что мог. Возможно, наше нынешнее дело просто стариковская блажь. Я не держу ни вас, Семен, ни вас, Костя. Поверьте, если вы сейчас уйдете, я не обижусь, я пойму... Решайте.
Академик встал у окна, отвернулся, стал смотреть на улицу, словно не желал смущать взглядом помощников, делающих выбор.
- Я остаюсь, - резко и как будто с обидой сказал Костя.
- Я тоже, - вздохнул Семен. - Только поймите, Николай Николаевич, мне не очень-то сладко все время быть дураком с инициативой.
- Вы правы, Семен, - не отводя глаз от окна, сказал академик. Больше всего достается тем, кто что-то делает... Пока, - сказал он после долгой паузы, - у нас есть одна зацепка, которая мне нравится: Зеркальщик. Что-нибудь новое появилось?
- Практически ничего, - нервно отозвался Костя.
- А не практически? - настоял академик.
Костя пожал плечами.
- Вот что, Константин Андреевич, давайте-ка суммируем все то, что у нас есть по Зеркальщику, и подумаем, как дальше быть...
- Одни сплетни есть, - вздохнул Семен.
- Сплетни из ничего не родятся, - почему-то весело сказал академик. Расскажите все сначала, может быть, мы что-то упустили... Сами знаете, друзья, бывает, что бьешься-бьешься, а тот самый фактик-ключик давно у тебя под носом лежит. И ждет, голубчик, когда ты его заметить соизволишь... Итак?
- Итак, - подхватил Костя, - около года назад я впервые услышал о Зеркальщике. К нам в клуб книголюбов захаживает забавный старикан лет восьмидесяти, бывший гример из Малого театра. Он не член общества, никто к нему всерьез не относится, но из клуба не гонят. Зовут его Панкрат Иванович, а собирает он мистическую литературу начала века - всякую там ахинею: столоверчение, видения Блаватской, тибетские тайны доктора Бадмаева. Так вот, я пришел тогда в клуб вместе с другом, Сергеем Прокофьевым, - слышали, наверное, фамилию, он из сагдеевского института. Он всегда над дедом Панкратом посмеивается и в тот вечер тоже. Увидел его - и сразу...
"Ну, ответь мне, мистериозный старичок, как твой друг и ровесник Нострадамус смотрит на перспективы перестройки?"
Панкрат Иванович привык к беззлобным издевкам молодых библиофилов и только слегка нахохлился.
"Перестройка, молодой человек, как любое грандиозное явление, суть равнодействующая бесчисленных астральных тел. А по сему определенный и сиюминутный ответ на ваш вопрос невозможен. Это будет шарлатанство. А вот, скажем, ваша личная судьба вполне исчислима, вполне..."
"Дык ведь тута без кофейной гущи никак не раскумекать, а кофе нонеча в дефиците", - опять засмеялся Сергей.
"Кофейная гуща - метод ненадежный, - вдруг перешел на шепот Панкрат Иванович и приблизил лицо к собеседникам. - Ныне пришел человек, являющий въяве лицо судьбы. Так-то, молодежь".
"Это как - въяве?" - тоже заговорщически зашептал Сергей, подмигнув приятелю.
"А натуральным образом! Посредством зеркальца..."
"Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи? Так, что ли?"
"Вот именно! - тихо обрадовался старик и опасливо огляделся по сторонам. - Вы смекните - откуда в сказках сие зеркальце пророческое? Ведь из ничего и выйдет ничего, а если что-то есть, то, стало быть, из чего-то..."
"Это, дедуля, нам не по мозгам, ты уж нам, лапотникам, попроще..."
"То-то и вижу, что не по мозгам! - озлился старик. - А дело это потайное, его не каждому понять. Только одно скажу: уже пришел человек и в руке его - Зерцало судьбы. Вот и смекайте, молодежь..."
И всегда словоохотливый дед Панкрат отвернулся от собеседников, натянул на самые уши кепку и заспешил к выходу...
...Так я впервые услышал о Зеркальщике, - продолжал Костя. - И конечно, сразу выкинул из головы стариковский треп. Но прошло месяца три, и я снова наткнулся на этот слух. В молочном, в очереди. Сзади меня стояли две женщины лет по пятьдесят - обычные городские тетки, - и одна говорила другой, что слышала, будто секретные ученые изобрели аппарат, который, как в телевизоре, все будущее показывает. И теперь, мол, ищут для опытов людей, большие деньги обещают, а никто не идет. И правильно, мол, не идут, потому что если бы мне, то есть этой тетке, в двадцать лет показали, какой я в пятьдесят стану, то я и жить бы не захотела. Я слушал вполуха, теток из вида упустил, и только вечером, дома, вдруг связал слова деда Панкрата и этот разговор. А месяц назад жена принесла. С чего-то у нас зашел разговор о том, что наука требует жертв... Да, вот как было - по телевидению показали сухумский питомник обезьян, а Галина пожалела: тоже, говорит, живые существа, имеем ли мы право распоряжаться их жизнями? Она у меня сентиментальна. Я стал объяснять, что к чему, а она вдруг объявила, что у ее сослуживица есть знакомая, у той знакомой - дочка, которую ученые-психологи зазвали на свои опыты по определению будущего, и в результате этих опытов девица попала в психлечебницу. Я было усомнился, но тут вспомнил прежние слухи... И вот тогда рассказал все вам, Николай Николаевич.
Костя замолчал.
- Ну а дальше, дальше давайте, - весело поторопил академик. Отчитывайтесь, рапортуйте, профессор Сорокин.
- А дальше через жену связался с ее сослуживицей, а потом - с той самой знакомой, у которой якобы дочку якобы погубили ученые. Оказалось, что никакой дочки у нее нет, а историю эту она слышала от своей портнихи, у которой в свою очередь есть знакомая, у которой дочка...
Академик вдруг рассмеялся.
Который пугает и ловит синицу,
которая ловко ворует пшеницу,
которая в темном чулане хранится
в доме, который построил Джек!
Костя укоризненно взглянул на него, и старик смутился.
- Продолжайте, продолжайте, Константин Андреевич.
- Дальше подключился я, - сказал Семен. - Связался со знакомой портнихи, назвался представителем Академии наук, объяснил, что мы обеспокоены слухами об опасных для людей психологических опытах и хотим точно выяснить, откуда эти разговоры идут. Эта женщина оказалась очень нервной - она кассир в Смоленском гастрономе, - перепугалась до смерти и стала отнекиваться. Пришлось долго объяснять ей, что у нас нет ни намерений, ни полномочий кого-либо преследовать за клевету и академия хочет узнать лишь одно: есть ли реальная почва у слухов. Наконец бедная кассирша призналась, что у нее действительно есть дочка, но она жива-здорова, а вот с дочкиной подружкой что-то такое приключилось. Две недели я эту кассиршину дочурку пытался поймать: дома она не ночует, где болтается - даже мать не в курсе. Наконец застал ее дома. Здоровущая розовощекая кобылка лет двадцати пяти - нигде не работает, не учится. Расспросов моих испугалась, но я нажал, и она созналась, что есть у нее со школьных времен подружка - по фамилии Кудрина, - которая год назад попала в психичку, а до этого путалась с каким-то не то ученым, не то конструктором, хотевшим изобрести машину для предсказания будущего, автоматическую гадалку. Кобылка призналась, что, хотя и рассказала все эти страсти матери, сама им не очень-то верит. Она, то есть Кобылка, думает, что Кудрина просто нарвалась на мужика, который ей мозги запудрил, а потом бросил, вот она, то есть Кудрина, и тронулась - она вообще всегда была слегка шизо...