– С палачом я как-нибудь справлюсь. Жди, Делиена.
– Еще чего! – фыркнула Лена и решительно ступила на черную лесенку. Маг тоненько закричал: «Ступенька сломана», но это было ясно и без него. Лена потеряла равновесие и успела только подумать, что сейчас дева Мария так шмякнется на седалище, что всякий пиетет пропадет напрочь.
Не шмякнулась. Успел Маркус, даже не под локоток поддержал, а на руки подхватил и осторожно поставил на целую ступеньку. Второй раз в жизни Лена ощутила себя перышком. Лет десять назад муж двоюродной сестры после шутливых препирательств решил было посадить ее на шкаф и без усилий поднял на вытянутые руки, но у него было прошлое борца, плечи шириной с этот шкаф, а руки толще, чем у Лены ноги, а Маркус вовсе не выглядел Шварценеггером.
Их появления на помосте толпа не заметила. Люди глазели на казнь. Зрелище было до тошноты мерзким – в этом море глаз не было ровно ничего, кроме обыкновенного любопытства. Опешил лысый палач, уставился на Маркуса без раздражения, но с недоумением, как человек, которого оторвали от рутинной работы, которая удовольствия не доставляет, но сделана быть должна к сроку, а тут посторонние под ногами путаются…
– Тебя ударить или сам помолчишь? – осведомился Маркус. Палач что-то ответил, но Лена не услышала, потому что взгляд в крапинку прошелся по ее волосам.
Вблизи крест был виден. Руки шута были примотаны к перекладине основательно, веревки завязаны сложным узлом. Не зубами же в них вцепляться – да и не достать, шут оказался неожиданно высоким. Впрочем, и палач возвышался над Маркусом на полголовы.
–У тебя есть нож, Маркус?
– Конечно, – искренне удивился он, летящим движением выдернул из ножен кинжал, перехватил его за лезвие и протянул ей. Шпага упиралась палачу в… пониже пояса, поэтому он тоже был паинькой. Резать веревки кинжалом оказалось не так легко, как в кино. Лезвие было настолько острым, что даже светилось, и Лена умудрилась вместе с веревкой чиркнуть острием по тонкому запястью шута и чуть не упала в обморок, увидев каплю крови.
– Помоги ей, Проводник, – тихо сказал шут, и Маркус с киношной ловкостью перевернул шпагу и двинул палача эфесом в лоб. Тот закатил глаза и рухнул – даже помост закачался, а мачо забрал у Лены кинжал и чикнул по второй веревке, успев подхватить пошатнувшегося шута. А если я сейчас и правда в обморок, он и меня поймать успеет?
«А-ахх!» Толпа любовалась казнью. Она не жаждала крови, никакого энтузиазма на лицах, только удовольствие подростка на премьере блокбастера. С шелестом легла в ножны шпага, крепкая рука обхватила Лену за талию, чтоб Ищущая-Странница-Делиена не навернулась со сломанной ступеньки, и Лене осталось только послушно семенить рядом с Маркусом, который словно бы и не замечал повисшего на его плече шута. Лена попробовала высвободиться – да где там, он держал крепко и тащил их обоих какими-то закоулками, протискивался в щели и вовсе не собирался останавливаться. Идти так было очень неудобно, эфес шпаги упирался Лене в бедро, приноровиться к широким шагам не получалось, она почти бежала рядом и только удивлялась, как шут еще держится на ногах. Конечно, Маркус вел их к Закаменке… то есть в то место, которое когда-то называлось Закаменкой в родном городе Лены. Сейчас там был уже почти приличный район, хотя, судя по легендам, в былые времена он был бандитско-хулиганским, а от домишек в овраге, которые Лена помнила с детства, и следа не осталось – но только не здесь. Почти сразу за зданием, которое Лена знала как Оперный и которое здесь служило то ли королевским дворцом, то ли ратушей, начинались классические трущобы – извилистые переулки пересекались под невероятными углами, высоченные дощатые заборы чередовались с небрежно воткнутыми в землю железными штырями с рядами колючей проволоки, а то и с ностальгическими деревенскими плетнями. Пахло не бензином и не духами. Пахло помойкой.
Они спустились по скользкой дороге в лог, и Маркус ни разу даже не покачнулся, ни разу не отпустил Лену, даже рука его ни на секунду не ослабла, и Лена была уверена, что и вторая, которой он поддерживал шута, – тоже. Физическая подготовка у него была на уровне, чего никак нельзя было сказать о Лене – всю жизнь была освобождена от физкультуры, зарядку собиралась начать делать со следующего понедельника и даже на лыжах кататься не любила.
Дверь он открыл ногой, шута небрежно швырнул на лавку, а Лену аккуратно усадил в кресло. И еще поклонился. Кто тут на самом деле шут, большой вопрос. Но за кресло Лена была благодарна – ноги подкашивались и в глазах темнело. По-хорошему надо бы человеку помощь оказать, но Лена плохо переносила вид крови, потому даже смотреть в сторону шута побаивалась. И вообще – побаивалась.
Маркус без всякой деликатности стащил с него рубашку и отшвырнул в угол.
– Ты сиди, Делиена, я сам справлюсь. Тебе сегодня и так досталось, отдохни. Ты как, шут?
– Жить буду, – сказал он. – Зачем вы… Что теперь?
– Ты вон у нее спрашивай, – хмыкнул Маркус. – Мое дело телячье, сказали – сделал. Вот чего тебя на дурь потянуло? Погеройствовать решил?
– Шуты не бывают героями.
– А чего ж тогда? Решил толпе потрафить? Им нравится. Или перед королем выставиться? Да если б он тебя всерьез принял, велел бы удавить втихую, а не театр для подданных устраивал. А ты собрался тут, понимаешь, в историю войти… на две недели.
Пауза была долгой-долгой. Лена на всякий случай закрыла глаза и старательно дышала через нос, но головокружение не проходило. Тошнило от запаха крови. Лучше бы воняло помойкой. Отчаянно хотелось домой, в пыльный город, к полиэтиленовому пакету и польскому платью. Воображение у Лены было развитое, и она нередко придумывала всякие невероятные истории, как и положено одинокой романтической особе не первой молодости, но никогда сама в этих историях не участвовала. Ее не спасали прекрасные принцы или мужественные ковбои, в нее не влюблялись красивые олигархи, и она не впутывалась криминальные или фантастические истории. Лена всю жизнь была реалисткой и прекрасно понимала, что не годится даже для придуманных приключений, а уж о реальных-то что говорить. В ее историях и герои были сочинены вместе с сюжетом, злодеи были, как и положено, злодейские, зато герои – далеко не всегда геройские, они были нередко обычными людьми, попадающими в необычные обстоятельства. В современной фантастике жанр называется «наш человек в чужом мире», хотя фантастики как таковой она не сочиняла. И вот вам он, чужой мир, вот вам приключения – кушайте на здоровье.
– Что теперь? – повторил шут. Голос у него был… необычный. А вот чем необычный, Лена не понимала. – Такого никогда еще не было, и теперь уж точно король захочет меня удавить. И если б только меня…
– Да ну? Неужто Странницу удавит? – хохотнул Маркус. – Насколько я слышал, король Родаг вовсе не дурак.
– Я не собирался… входить в историю, – вздохнул шут. – Я знаю правила игры и стараюсь им следовать. Думал, потерпеть часик и покаяться… в своем стиле, однако формулу бы произнес, никуда бы не делись, помиловали. Жить-то хочется.
– Ну и?
– Ну и… увидел ее.
– Не знал я, что ты умеешь видеть.
– Я тоже не знал. И сейчас не знаю. Просто перевернуло всего, когда ее заметил. Судьба, наверное.
– А ты ей нужен?
– А ты?
Лена решительно открыла глаза. Мужчины засмущались, и это было забавно. Они, что, решили, будто она спит? Заснуть сидя Лене не удавалось еще ни разу в жизни, даже когда она почти двое суток провела на ногах.
Глаза в крапинку улыбнулись. Вблизи шут был точно такой же, как с другого конца площади. Между тридцатью и сорока на вид, морщинки в углах глаз, выраженные носогубные складки, впалые щеки, встрепанные темно-серые волосы… роскошные, мне б такие, мельком подумала Лена. Весь его торс был обмотан бинтами, которые Лена видела в кино про средние века – просто полосы ткани, а не привычная марля.
– Прости, Делиена, – покаялся Маркус, – я думал, ты спишь.
– Реверанс сделать не забудь, – проворчала Лена. – Тебе не идет смирение.
– Он в порядке, если ты встревожена. От этого не умирают… в первый день, по крайней мере. Вот если бы он прокапризничал до рассвета, то спасти бы его смогла только серьезная магия.