– Конечно, будут, – удивился шут. – как же нет? Если сейчас как минимум трое: я, Маркус, Милит… А думаешь, Лиасс бы отказался?
– Для Лиасса я – Светлая, а не женщина. Но учти, я не хочу, чтобы с тобой что-то случалось. Лучше уж обо мне будешь заботиться ты.
– Мы, наверное, слишком мелочны, да? Но знаешь, так приятно… и совсем нетрудно, правда. Ты удивительно нетребовательная. Честно скажу, я таких не встречал еще. Ладно, я неприхотлив, но я фермерский сын, простой крестьянский парень, всяко у меня в жизни было, я мужчина в конце концов. А ты такая… непритязательная. Согласиться жить в палатке, когда можно жить здесь…
– Не просто в палатке, а с тобой.
– Сейчас лопну от гордости! Или ты не понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Только мне все равно не хочется жить здесь. У эльфов лучше. Свободнее, что ли.
– Это я понимаю, – шут стал серьезным. – Невозможно чувствовать себя свободным во дворце… А можно я тебя поцелую?
– Ты начал разрешения спрашивать? – засмеялась Лена. – А хочешь, я тебе что-то скажу, от чего ты точно от гордости лопнешь? Я раньше не любила целоваться. Не нравилось – и все. Даже неприятно было. А ты привил мне вкус к этому занятию.
Шут развеселился и перестал спрашивать разрешения.
Над его просьбой Лена думала потом еще долго. Женщина не должна быть одна… В средневековье были и свои положительные моменты. Не только шут так думал, прагматик Маркус тоже был убежден, что одиночество женщины – вещь противоестественная. Может, именно потому здесь так легко воспринимали отношения полов? А браки в Сайбии были куда прочнее, чем дома в России. Разводы, как ни странно, не запрещались, и инициировать его могли и муж, и жена, но были они удивительно редки. Может, потому что жены спокойнее относились к прогулкам мужей на сторону, а мужья – к развлечениям жен. Теоретически развестись мог даже король, но шут не мог припомнить ни одного примера. Для королевской четы причиной могла быть только бездетность королевы, но королева в таком случае сама давала мужу развод. Потому, наверное, Родаг и жил со своей неприятной супругой, что у них был наследник.
А у них с шутом, увы, никогда не будет.
* * *
А разговор с Родагом Лена начала сама. На какой-то тусовке, которая ей категорически не нравилась, она подошла в королю и в лоб спросила:
– Ты ведь хочешь о чем-то со мной поговорить? Ну так давай поговорим.
Он смутился, потом обрадовался и провел в ту скудно обставленную комнату, где впервые услышал о Лиассе.
– Очень заметно, что я не решался заговорить?
– Заметно. Что-то случилось?
– Нет, – махнул он рукой. – Так, личное. Мне… мне просто не с кем. Быть королем не так легко, как может показаться. Друзей у меня нет, а Рина… ну кому захочется говорить по душам с Риной? Я не могу заставить себя войти в ее спальню чаще, чем раз в году, и то только если крепко напьюсь. Я знаю, что у нее бывают другие… ну так и у меня бывают, мы оба живые, и если кто-то может лечь с ней, так и пусть. Знаю, что шут мог, но не понимаю – как. Он вообще-то крайне разборчив.
– Хроники былого, – улыбнулась Лена.– Был у него такой стимул.
Родаг расхохотался.
– Ну книгочей! Надо же… Ну да, другого способа у него не было, тайной библиотекой всегда распоряжается королева, даже если ни одной книги в руках не держала. Я хотел поговорить с тобой о шуте. Между нами будто стена. Прозрачная, но прочная. Давно уже… Я не понимаю, почему. Мы были с ним близки, он единственный, с кем я мог говорить по-человечески… и вдруг как отрезало. Ты ведь уже знаешь его лучше других. Он же очень скрытный, но вряд ли так же таится от тебя. Он тебя любит, да и ты его, как мне кажется, тоже. Можешь ты помочь мне понять, что произошло?
Лене стало грустно. Трудно быть королем. Очень трудно, особенно если тебе не приходит в голову, что с друзьями нельзя обращаться по-королевски.
– Я всегда его любил, – признался Родаг. – Поэтому его выходка стала для меня ударом. Я никогда так из себя не выходил. Спасибо тебе, Светлая, что удержала меня от поступка, о котором я жалел бы всю оставшуюся жизнь.
– Ты сам поставил эту стену, Родаг.
– Я? Светлая, она появилась раньше… до того как я отправил его на казнь и тем более до того, как приказал удавить.
– Намного раньше, – согласилась Лена. – Я не уверена, что ты можешь это понять. Но друзей не бьют по лицу, Родаг.
Он удивился:
– Со мной такое случается, я знаю. что вспыльчив. Но он… никогда не сердился. Понимал, что я сгоряча.
– Скажу по-другому. Друзей не ставят на колени.
Родаг нахмурился, вспоминая. Мелкий эпизод королевского быта: отхлестать по щекам самого близкого человека, поставить на колени, напомнив, кто есть кто, и благополучно об этом забыть.
– Но я король, Светлая…
– Ты или друг, или король. Не одновременно. Знаешь, если б ты его сгоряча лишний раз в челюсть стукнул кулаком, стены бы не было.
– И ее не разрушить, да?
– Спроси его.
– Нет, – отказался Родаг, – не хочу. Значит, не разрушить. Жаль. Мне правда, жаль. Он дорог мне.
– Ты сам виноват.
– Странно, – усмехнулся он, вставая и подходя к окну. – Так странно слышать «сам виноват». Нет, ты неправильно поняла. Спасибо, что сказала. Я не привык к таким словам, но это не значит, что ты не должна их произносить. Ты – Светлая, ты вне всех традиций и всех законов, ты имеешь на это право. А вот шут – не имел.
– Либо король, либо друг.
Родаг повернулся к ней и со страстью выкрикнул:
– Он же знал, на что идет, когда стал моим шутом! После смерти моего отца он мог уйти, но он остался! Почему он не смог стерпеть?
– Он стерпел. Просто не простил. Разве он перестал быть твоим шутом? Разве перестал приводить тебя к истине? Разве он предал тебя?
– Предал? Он не может предать, – пожал плечами король. – Он шут, он прошел магическую коррекцию. Он никак не может меня предать. Не успеет. Раньше умрет, причем плохо. Только он бы и без коррекции не предал. Он честный. По природе своей – честный.
– Как его зовут? – перебила Лена.
– У шута нет имени.
– А у друга – есть.
На этом разговор как-то увял. Родаг ее не понял, но ведь и она его тоже не поняла. Шут сейчас был предан ей больше, чем королю. Он говорил об этом, и Лена верила. И что – дать ему пощечину? заставить сделать то, что он делать не может и не хочет? Уже вынуждала однажды, и если бы не Маркус, кто знает, чем бы все это кончилось. Стена уже возникала, но у них был Маркус. Какое счастье, что у них был Маркус.
* * *
Придворные и маги, если и заговаривали с ней об эльфах, никак не упоминали о ее роли, и Лена заподозрила, что они и не знают. В абсолютной монархии тоже есть свои плюсы: Родаг решил, и никто не решается обсуждать и тем более осуждать его решение, во всяком случае открыто. На эльфов в гвардейской форме косились с осторожным любопытством, а Лене они напоминали персонажи из какой-то серии «Властелина колец»: высокие, статные, красивые, с непроницаемыми лицами. Однажды Лена расспрашивала их о местной жизни, отвечали они без особой охоты. Нет, все нормально. Смотрят на них, как на диковинных зверей. Командиры их остерегаются – почему, неужели они не понимают, что такое истинная клятва верности? Маги людей их проверяли, знаешь, Светлая, так смешно: даже не проникли в глубину мыслей, совсем не знают особенностей эльфов. Только они могут не волноваться, эльфы знают свой долг. Король? Король нормально, как и положено, едва их замечает. Другие гвардейцы? А вот другие гвардейцы привыкают. Выпить зовут. Солдаты всегда найдут общий язык. Нет, солдаты точно не обижают, да и как человек может обидеть эльфа? Вот на занятиях стараются с ними в пару не вставать: кому понравится, если тебя раз за разом побеждают, но не поддаваться же им, правда? Бывает служба и хуже. А уж люди и подавно бывают хуже, тут к кресту не волокут и уши резать не пытаются. В город они одни не ходят, Милит велел быть осторожными, поэтому только вместе с людьми, и в таком случае никто и не понимает, что они эльфы. Странное королевство: эльфов навскидку из толпы не выделяют. Нет, Светлая, это как раз неплохо. Может, и правда люди – ничего?