Клочья красного тумана. Яркое солнце. Зеленая трава. Синее небо. Синие глаза Милита. Сияющие, светящиеся. Лиасс подошел, и Лене стало ясно, что смотрел Милит только на него. С восторгом и удовлетворением. Он опустился на колени, отдавая себя в руки Владыки. Сдержанный и неизменно уравновешенный Лиасс отвесил ему такую пощечину, что Милит свалился, но тут же поднялся – снова на колени, но на сей раз опустил голову.
– Заберите его, – устало сказал Лиасс. – И соберите совет. Не забудьте пригласить посла.
Он вернулся к Лене. Синяя куртка и золотые волосы в обрывках красного тумана. Шута подняли, понесли, Лена смогла только проводить его глазами. Совсем белое лицо. Неживое. Остановившееся.
Лиасс взял ее на руки, отнес в дом, уложил на кровать и велел Маркусу не отходить ни на шаг. Будто бы тот сам поступил иначе. Лена вслушивалась в темноту. Шут молчал. Молчал. Маркус ничего не говорил, сел рядом на кровать, взял ее за руку. Они ждали. Лена не знала сколько – здесь не было часов. Бесконечно. Маркус приготовил шиану, посадил Лену, поддерживая за плечи, напоил, попытался скормить какую-то еду. Она не смогла проглотить. Он зажег свечу, значит, уже очень поздно, здесь летом темнеет черт знает когда. На столе горела свеча, за окном – полная луна. Огромная, на полнеба. Серебряная луна. Наверное, у того эльфа, что убил прежнего посла, в глазах отражалась луна. Говорить о нем Кайл не мог и после допроса – заклятие действовало пожизненно, и его это мучило. Лена нашла себе занятие – следить за луной. Она была такая яркая, что гасила звезды, а потом уползла за раму, но звезды все равно не появились, а потом Маркус задул свечу – начало светать. Предрассветные сумерки были серо-розовые.
Лиасс заглянул ей в глаза, покачал головой.
– Я только что от Арианы. Он жив, Аиллена. Он все еще жив. Не стану скрывать, ранен он серьезно, но он выживет. Ты верь в это, и твоя вера его удержит. – Лена вяло кивнула. Глаза болели. Лиасс положил руку ей на лоб – и она провалилась в кошмар из красного тумана, который то сгущался, то становился полупрозрачным, но выбраться из него Лена никак не могла, бродила по кругу, чувствуя, как слабеют ноги. Было душно, туман сдавливал грудь, в висках пульсировало. Она понимала, что Лиасс погрузил ее в сон, только легче от этого не было, потому что она не могла проснуться, ведь сон был магический…
Он разбудил ее сам, заставил выпить горьковатый отвар. Тысячелистник, огоньки, листья казлы – такой смешной кустик со смешным названием, непременная составная часть шианы, потому что бодрит. Наверняка еще десяток трав: эльфийские отвары часто бывают очень сложными, может, поэтому и эффективными.
– Давай-ка в баню, – скомандовал Лиасс. – Там как раз сделали душ, это тебе не помешает.
Они с Маркусом чуть не волоком дотащили ее для начала до туалета, а Лена даже и не поняла сперва, что это за помещение и что тут надо делать, потом – до бани. Маркус пригрозил: «Дождешься, сам раздену и вымою!» – но вышел и дверь за собой закрыл. Лена разделась и встала под ситечко от лейки – ну совершенно привычное. Забытое ощущение стекающей по телу теплой воды было странным, ровно до тех пор, пока эта вода не перестала подогреваться. Точнее, она враз стала даже не речной – скважинной. Лена не успела даже вскрикнуть – дыхание перехватило, а вода тут же стала по-прежнему теплой. Эльфийские штучки.
– Ну вот, – кивнул Лиасс, – ты хотя бы стала похожа на человека. Понимать можешь? Или мне тебя выводить из этого состояния еще как-то? С помощью магии?
– Попробуй.
– Понимать может, – удовлетворенно кивнул Маркус. – Делиена, жив он, я только что видел. Жив, в сознании. Плохо ему, конечно, больно, но жив. Ариана говорит, легкое не задето.
– Если хочешь, можешь его увидеть, – предложил Лиасс, – но я бы не советовал. Ты настолько подавлена, что это только его расстроит. Он и так чувствует твое состояние. Прости. Я должен задать тебе этот вопрос. Милит – твой.
– Нет уж. Забирай его себе. Делай с ним что хочешь, но сам. Хватит на меня сваливать!
– Хорошо. Успокойся. Я должен был спросить. Этого требует наш закон. Ты ответила.
– Да мне наплевать, что будет с Милитом! – закричала Лена. – Наплевать! Хоть повесьте его, хоть пряниками накормите!
– Лена, – тихо сказал Маркус, впервые назвав ее так, – да ладно, услышь ты наконец, а? Жив он. Ты этому можешь радоваться? Он мог умереть, но не умер. Дышит, смотрит, меня узнал. Ариана сказала, он не хочет, чтобы ты видела его таким… Но ты ведь можешь его и так поддержать. Ему хорошо, когда тебе хорошо. Не можешь о хорошем думать: вспоминай. Ведь есть что. Ну вот хоть как он нам с тобой на поляне после дождя представление устроил, помнишь? На руках так смешно прыгал, колесом ходил. Ну поправится же он, Ариана почти уверена.
– Почти?
Лиасс едва успел ее подхватить и усадить на ближайшее крыльцо.
– Сами по себе обе раны никак не смертельные, – пояснил он. – Но Далин неловко остановил кровь. Неправильно. Поторопился. И у него было внутреннее кровотечение, недолго, Ариана сразу его обнаружила и остановила. Кровь скопилась в животе, поэтому она пока даже не может зашить рану. Не может и откачать кровь, потому что для этого надо вскрывать живот, полукровка без обезболивания не выдержит, а давать ему отвары, снимающие боль, нельзя, потому что его лечили магией. Такие отвары после применения магии только затягивают лечение. Ариана очень хороший целитель. Ей нет равных.
– Может быть, ему нужна…
– Твоя сила? Нет. Пока нет. Ты дала ему так много, что она не израсходована. Как только понадобится, ты об этом узнаешь. Оставь его лекарям.
– Не верит она нам, – озабоченно проговорил Маркус. Лиасс взял ее за руку и повел к палатке-госпиталю, но внутрь заходить не стал, сделал какой-то жест, и Лене стало слышно каждый звук.
– Еще пару глотков. Давай-давай, ты эльф, мы выносливые. Вот так. Сейчас отдохни. Горит?
– Да…
Это, бесспорно, был голос шута.
– Бедняга… Я Далина оставлю тебе на съедение. Вылечишься, сделаешь с ним все, что захочешь.
– Если вылечусь.
– Если. Я не скрываю, что ты и умереть можешь. А можешь и не умереть. Ты что предпочтешь?
– Я жить хочу, Ариана.
– Вот и живи. Не бойся, перевязка потом. Отдыхай. Хочешь, колыбельную спою? Эльфийские колыбельные усыпляют.
– Ту, которую ты пела Милиту? Давай… Это забавно.
Ариана тихонько запела очень мелодичную и очень монотонную песенку. Лиасс увел Лену подальше, Маркус зевнул и признал:
–Усыпляет.
– Особенно если не спал ночь, – кивнул Лиасс. – Помоги ему, Аиллена. Ты – можешь. Твои желания исполняются. Думай только о его выздоровлении.
– Ему больно…
– Да. Но он мужчина. Он полуэльф. Эту боль он выдержит. Я не впущу тебя к нему, пока ты не справишься с собой. Поверь, это в моих силах.
– Я постараюсь, – прошептала Лена. – Я домой хочу. Голова кружится.
Маркус заботливо подхватил ее под руку.
– Ну так пойдем, приляжешь. Я тебе еще шианы приготовлю. Мы пойдем, Владыка?
Лиасс кивнул. Лена его взгляд чувствовала всей спиной. Странный взгляд. Очень странный. И она непременно выяснит, почему он так смотрит. Боится за Милита? Да черт бы с ним, с Милитом, пусть как хочет, разбирается, лишь бы шут поправился. Лишь бы он выжил.
Маркус уложил ее на кровать, снял туфли, помассировал ступни, подсунул под спину лишнюю подушку – словом, танцевал вокруг нее, как сиделка возле больного. Приготовил шиану, все время не выпуская Лену из поля зрения, а она наблюдала, как он колдует над кувшином и вспоминала свое первое утро в этом мире, когда она проснулась в хижине, а Маркус точно так же добавлял какие-то травки и специи в кувшин, а шут обмахивал свою исхлестанную грудь рукой, потому что мазь сильно щипала… Какой он тогда был… растерянный. Словно и правда потерял что-то важное. Сейчас от этого и помину не осталось, он был вполне уверен в себе, но еще больше – в Лене. Как ни странно, это льстило. Когда в тебя верят – это очень много, вдруг поняла Лена. Никто в нее никогда не верил, включая и ее саму. А здесь… Ну ладно, темные мужики по деревням верят, они и в чертей верят, и в домового, и в то, что земля плоская. Но шут, один из наиболее образованных людей в Сайбе – об этом как-то Карис обмолвился, но прагматик Маркус, но Лиасс, проживший тысячу лет, но Родаг… Верят! Они верят, в частности, в то, что ее настроение может помочь шуту. А почему нет? Он действительно чувствует ее. А она – его. Значит, сейчас ей его чувствовать не надо, иначе захлестывает красный туман – это его ощущения, его боль и его страх. А как не чувствовать? Как отсечь? Может, и правда просто вспоминать. Есть что вспомнить… хотя бы осязаемый взгляд. Смешливые глаза в крапинку. Чутошная улыбка. Как он совал ей под нос ухо, по которому съездил разгневанный Маркус, и она впервые заметила, что оно сверху действительно заостренное. Как хорошо и спокойно ехать на лошади, прислонившись в нему, в кольце его рук, держащих поводья. Конечно, научиться ездить верхом надо, но так не хочется, потому что с ним лучше…